Чебану бросает деньги на грязный кафель – металлические десятирублевки со звоном подпрыгивают и катятся.

Собирая монеты с полу, Евгения клинит тихой фразой:

– Ничего, сочтемся. Просто жизнь, пока, мне не «улыбнулась».

– Иди, иди,– слегка встревожен хозяин заведения.

Зажав собранное, и ничего не сказав в ответ, выходит за дверь – там его уже ждет Светлана.

Снег пенопластово хрустит под ногами. Сквозь морозную дымку окончательно пробилось солнышко. Им предстоит шестикилометровый променад – до свалки. Приходит в голову дурацкая и, совсем, непарадоксальная мысль, когда он смотрит на тепло укутанных, идущих на встречу, людей: «В этом северном городе точно два сезона – зима и лето, а их отличие только в том, что, в одном случае, одежды глухо застегнуты, а в другом – нараспашку, но одеты его жители, всегда, в то же самое», – получилось вроде некоей словесной несуразицы.

Пока шли – не разговаривали.

От главного героя:

«Сродни каламбуру: смерть неотъемлемая часть жизни».

________________________//______________________________

Октябрь – начало учебного года, первый семестр. Назначен куратор и вывешено расписание занятий. Женька Борисов с головой окунается в студенческую жизнь.

В стенах университета случаются редкие встречи с Ириной, но они не носят, теперь, для него, переживательный характер – в мыслях, только, далекая Римма, а со своей бывшей, лишь привет-привет.

Раз в неделю Жека пишет письмо в Кострому – оттуда, полный нежности ответ.

Еще у них бывает межгород. Когда сквозь помехи доносится голос любимой, сердце начинает учащенно биться. Разговоры односложны:

– Здравствуй. Как ты?

– Очень скучаю по тебе.

– Я тоже…

После такого хочется петь. На том конце могут и поплакать, его голос, тоже, предательски дрожит. Три-пять минут заказанного времени проходят быстро.

И так уж получается, что сухие подробности в коротких письмах, а эмоции – в телефонных трубках.

Сорокарублевая стипендия толкает Борисова найти дополнительный приработок в качестве ночного сторожа в детском саду. Место, для студента, поистине золотое – тут тебе дежурство сутки через двое, к тому же недалеко от дома, и зарплата в семьдесят целковых. А из обязанностей полная ерунда – в семь вечера закрыть садик, в пять утра открыть, включив, одновременно, электроплиту на кухне. В общем, работа в кайф.

Трудоустроила, «ночным директором» Евгения бабушка, использовав свои старые связи в роно.

Коллегами по охране дошкольного объекта оказались пенсионер Аркадий Николаевич и его внук Аркаша – Жекин ровесник.

В прошлом, дед – дамский парикмахер – шаркающая походка, не по возрасту трясущаяся голова и крепчающий маразм, делящий мир на отвратительное и еще более гадкое. Мог доверительно пожаловаться Жеке, когда, тот, его сменял в выходные, на несовершенство правил игры в хоккей на траве или яростно негодовать по поводу фонетической сложности венгерского языка.

Суждения и проводимые им аналогии, подчас, были интересными – так, например, сказать о своей нынешней работе: «Только сторожа и проститутки спят за деньги»,– а еще добавить: «Нас две категории – те, которые могут «просрать» вверенное имущество, и те, что способны украсть это».

Его философия бытия сводилась к одной квинтэссенции: «Удачно прожить – значит в год начать ходить, а за восемьдесят – продолжать передвигаться самостоятельно».

Под стать ему и внучок. Внешне замкнутый в себе, по большей части молчаливый – этот парень, с точеным профилем Жерара Филиппа, при пересменках, неизменно, и на полном серьезе, повторял одно и тоже: «Евгений, сдаю Вам пост. Бди, не щадя живота своего, за социалистической собственностью. Народ доверяет тебе»,– и т.д., в том же духе ерничества. Евгения раздражала эта пафосная белиберда и как-то было сказано: «Знаешь, Аркаш, когда в твое дежурство, вдруг, залезут, что будет? » – и, не дожидаясь ответа: «Воры, возможно, и сгинут, а вот ты, точно, под себя сходишь. Не провоняй садик!»