Один из них, по-видимому, главный – кривоногий и короткий вплотную подходит к смелому:

– Командовать в городе будешь,– лайкнул он, ткнув пальцем Айдару, где-то, в подбородок,– хочешь в «таблище»! – продолжает фальцетить этот «окурок».

Со стороны смотрится, конечно, комично – кряжистый, совсем недлинный, рабфаковец и рядом «тщедушье», смотрящее, ко всему прочему, снизу вверх, но имеющий ворох претензий к факту присутствия на дороге парней-студентов.

Девки, наперебой, затараторили:

– Мальчики, сейчас же прекратите! Хватит вам…

Чуть поодаль стоявшему Евгению живо представилось как его однокурсник, через секунду, вдарит во взъерошенную черепную коробку атамана местных и начнется свара – итог которой, вполне, предсказуем – не в пользу горожан.

Но неожиданно защитник никем необиженных и, судя по всему, довольных девушек перешел на татарский. Вот только, теперь, обняв за плечо своего оппонента, кивает в сторону Борисова и что-то выговаривает негромко. Нескольких девчат, из татарок, чуть слышные слова сокурсника, почему-то, рассмешили, а в лагере деревенских повисает пауза.

При ярком полнолунии, одиноко какофонит, перепутавшая сезон лягушка.

«Цыплячья грудь» разворачивается и идет к своим. Изредка оглядываясь, недавние «кавалеры» вереницей пошагали обратно. Провокаторши, же, в полном составе и без лишних слов прощания – к месту ночлега.

Жека сразу спросил, что такого сказал Айдар – в результате чего назревающая банальная «махаловка», вдруг, обернулась смиренным отступлением превосходящих сил.

Оказалось, нехило сложенный староста группы всегда носит, с собой, нож и представлен как бывший зек «отмотавший целых четыре года за драку, в результате которой кто-то, на всю жизнь, стал инвалидом».

То, что Борисов, вряд ли, выглядел старше своих семнадцати, да и возможность поступления в ВУЗ после отсидки проблематична, по-видимому, не стало препятствием на пути глубокого уверования, в этот бред, «боевитого» и всей его команды.

Импровизация «хитрого татарина» не могла не понравиться и ею, явно, упрочены позиции неформального вожака их группы. Евгений отнесся, к такой возможности, с видимым безразличием, но самолюбие задето – так рождаются комплексы у мужчин.

Получилось, что его задницей «еж страх» чужой раздавлен. При этом, прикрыв трезвеющую трусость.

Осенние работы закончены. Утром пришел автобус. Провожающий ребят бригадир в парадной телогрейке и гладко выбрит. Как-то, несколько невпопад с отъездом, застенчиво предлагает экскурсию по свинокомплексу, что в пяти километрах и показать племенных хряков известной заграничной породы. Кажется, что ему немного грустно расставаться с этой ватагой, в массе своей, нерадивых.

Любопытно, все-таки, было увидеть, как советские мусульмане средней полосы России отвечают за откорм свиней, которых в этой глухомани, уж точно, не употребляют. Любая экономика, если не считать ортодоксальных стран, практически, без примесей религиозных догм, является светской – по-другому, наверное, никак. Производство – агностик атеизма скрещенного с несправедливостью в распределении – и это при всяком политическом строе, пусть даже современного мира.

Гидом по ферме, огромной в размерах, обнаружился тот, с колесообразными ногами. Молчаливо водящий неожиданных гостей по территории смотрел в сторону. Увиденное акцептно комментировал Ринат. В накинутых, понятно, несвежих халата студенты наблюдали гигантских свиноматок, молочно-розовую визжащую молодь.

Наконец, толпа подведена к закутку, где разместилась железная большая клетка, похожая на пенал. Там, в натуральную величину деревянный муляж свиньи, который, в этот момент покрывает настоящий колосс – пятнистый самец. Содрогаясь от желания, он отдавал драгоценное семя. Животное не догадывается, что его нагло обманывают – время естественного гона подменяют онанистическими телодвижениями, а таинство – публичностью.