Он с трудом поставил крышку на торец, потом, напрягая все мышцы, вытолкнул ее из ямы. Замер в ожидании, что она свалится ему на голову – вокруг могилы возвышался бруствер выкопанной земли, а крышка была тяжелой. Тишина. Он зажмурился – ему вдруг стало жутко смотреть вниз. Потом он медленно открыл глаза, глядя себе под ноги.

Юленька была все так же красива, как и в жизни. Он опустился на колени, чувствуя, как доски гроба ребрами врезаются в кожу. Прикоснулся руками к ее лицу. Ему показалось, что она шевельнулась.

Он откинул покрывало. Безупречную фигуру обтягивало красивое, как будто свадебное, платье. Он провел рукой по ее животу – в ответ изнутри живота что-то стукнуло. Что-то живое.

– Это наш ребенок? – шепотом спросил он ее. Она чуть заметно кивнула.

– Ты его любишь?

Она снова кивнула.

– А меня?

Ее губы дрогнули, как будто в усмешке. У него в груди как будто что-то оборвалось.

– Но это же наш ребенок… наш.

Она опять кивнула.

– Значит, мы вместе.

Она кивнула.

– Мы поедем ко мне. Будем вместе жить.

Ее брови недоверчиво поднялись. Он на минуту задумался, почему она на него не смотрит, а лежит с закрытыми глазами. Потом решил, что это было бы слишком страшно.

– Да. Мама… уехала. Надолго. Навсегда. Квартира наша.

Ее лицо расплылось в радостной улыбке… вернее, сначала ему показалось, что улыбка злорадная.

– Я тебя люблю, Юля.

Он всматривался в черты ее лица, и его охватывало все большее возбуждение. Луна все еще освещала часть могилы. Восток начал светлеть.

– Можно? – робко спросил он. Она чуть заметно пожала плечами. Он откинул покрывало в сторону. Задрал подол ее платья, потом подумал, что слишком торопится. Ногам было неудобно – он согнул ее ноги в коленях и опустился между ними, прямо на дно гроба. Ему не терпелось – однако он медленно гладил ее по груди, по бедрам, ощущая нежную кожу. Наконец он не выдержал, расстегнул штаны и ворвался в ее плоть – такую неизвестную и такую родную.

Все его сны сразу показались ему ничтожными по сравнению с тем блаженством, которое он ощутил в этот миг. Он прильнул всем телом к ее телу, ее бедра плотно обхватили его. Он почувствовал, что с каждым его движением она подается ему навстречу, сливаясь с ним в одно целое. Он впился губами в ее губы, чувствуя их горячую упругость… Горячую? Однако ему было уже не до таких мелочей. Невероятной силы удовольствие уже подкатывало к его бедрам, что-то в районе спинного мозга начало судорожно сокращаться… его движения стали резкими и быстрыми.

Он громко застонал, чувствуя, что сейчас окончательно сольется с ней.

– Юленька…

Вверху раздался какой-то шорох. Затуманенный мозг дал запоздалую подсказку – он дернулся, но в этот мог ураган наслаждения фонтаном забил из него. Он истошно заорал, извиваясь на распластанном теле Юленьки. Удар по затылку буквально взорвал его мозг, вызвав еще один, короткий взрыв блаженства. И все померкло.

* * *

Сторож Тоша-Фабрика, еле передвигаясь с страшного будуна, выполз из сторожки чуть свет. Вчерашняя бормотуха оказала чрезмерное воздействие на его организм.

– Старость, – вяло подумал он, наблюдая за неуверенной струйкой мочи, выливающейся на могильную плиту. – Вискарика бы сейчас двести…

Еще лет пять назад преуспевающий адвокат Антоша действительно не пил ничего, кроме виски. Сейчас он даже с трудом вспоминал свою фамилию – в основном когда приходилось расписываться в зарплатной ведомости. Остальное время он влачил жалкое существование кладбищенского сторожа. Его более преуспевающие собутыльники разобрали действующие кладбища и даже увеличили свои состояния. Ему же досталось практически закрытое – и с каждым месяцем поток желающих оставить недопитую бутылочку и недоеденный пирожок на могиле становился все меньше.