В проход выглядывает отец.

– Лия́? – Он говорит резко, совсем не как мама. – Что ты делала там, напротив?

Он говорит «там, напротив» так, словно я только что вернулась из ада, где заключила сделку с дьяволом.

Он что, теперь ещё и шпионит за мной? Мне очень хочется ему это высказать, но сейчас он в самом деле застал меня с поличным, и споры лишь ухудшат ситуацию.

Вместо ответа я прикусываю нижнюю губу. Я точно не могу рассказать ему, насколько важен для меня Кай. А ещё я не хочу рассказывать ему об исполнении желаний. (Примечание: если я готова рассказать что-то Каю, но не собственным родителям, что это значит?) И я не могу не задаваться вопросами: Почему родители не могут сделать для меня того же, что только что сделал Кай? Почему мы вообще не говорим о бабушке? Почему не можем сохранить память о ней?

– Лия́, – повторяет отец, но тут вмешивается мама:

– Ну, тише.

Голос всё-таки возвращается ко мне, пусть и довольно слабый:

– Ты не думаешь, что с соседями нужно жить в мире? Ради наших лавок, ради общины?

Папа качает головой:

– С такими людьми нельзя жить мирно. Мы пробовали – и смотри, что из этого вышло. Вонь от их гниющего мусора отпугивает людей от нашего магазина! Покупатели не хотят даже заходить, не то что выбирать товары! Мы просим лишь элементарной порядочности, а они не только говорят «нет», но и злятся!

Я понимаю, о чём он, но и его просьбы к мистеру Цзяну были не слишком вежливыми. Да и к Каю, который на нашей стороне, он несправедлив.

– Держись от них подальше, хорошо? – говорит он уже мягче.

Я едва заметно киваю и начинаю раскладывать товар по полкам вместо мамы. Мои родители уходят, а я отчаянно пытаюсь успокоить бурлящие внутри чувства. Мало того, что они не замечают, как мне одиноко, так они ещё и к Каю меня не подпускают. Потерять Найнай было очень больно, почему вдобавок должно разваливаться и всё остальное?

Я заставляю себя сосредоточиться на радости от раскладывания по полкам своих любимых сладостей: «Поки», шоколадно-кремовых пирожных «Хеллоу Панда», «Хай-Чу», конфет «Белый Кролик», «Томато-Прец», «Янь-Янь» и красно-золотых «Счастливых Леденцов», которые на вкус как клубника и очень популярны на китайский Новый год.

Мы больше всего известны нашими фонариками, но на самом деле наш магазинчик – этакая типичная лавка тысячи мелочей в китайском квартале, где можно найти буквально всё: от счастливых побегов бамбука до атрибутики «Хеллоу Китти», рисоварок и столовых приборов.

Когда я была маленькой, я дала каждому отделу магазинчика своё название. «Остров сладостей» (естественно, мой любимый), «Бамбуковый лес», «Громкий переулок» (там я для развлечения стучала кастрюлями и сковородками), «Водопойная станция» (там были классические азиатские напитки – газировка с личи и бутылки рамунэ с шариками в горлышке), «Зоопарк» (миниатюрные фигурки животных, которые можно найти во многих азиатских магазинах).

Телефон жужжит, и я резко выпрямляюсь.

Наверное, какой-нибудь спам от магазина, в котором я заказала что-то три года назад, или приложение напоминает, что у меня должны завтра начаться месячные. Хотя… это может быть и сообщение.

Я роюсь в карманах в поисках телефона, пока сердце гулко стучит у меня в ушах. Опять жужжание. Да, мне точно кто-то пишет.

Кай

Есть предложение

Напишем в записке для лунного пряника что-то типа: «В тебя кто-то влюблён! Если хочешь узнать больше, оставь в витрине чашку, когда будешь закрывать лавку завтра вечером!»

Или что-то вроде того

Не знаю

После его сообщений я чувствую, как совесть колет меня ещё сильнее за то, что мы общаемся втайне от родителей. Их вражда, конечно, совершенно смехотворна, но всё-таки.