Сошёлся, Квинт, сошёлся! С тех пор, как она с отцом удалилась в добровольное изгнание, Рим – город её детства – стал для неё чужим. О ней там никто не тосковал, её там никто не ждал, да и она сама уже не желала возврата к прошлому... Прошлому, которое она отсекла от своей жизни двадцать лет назад; ныне из того прошлого у неё не осталось ничего: ни благосклонности родни, ни радушия бывших друзей – только трепетно хранимая память об отце... И однако именно в прошлом она теперь надеялась найти спасение.
Жив ли он? И помнит ли ещё обо мне? – Анния долго всматривалась в высеченный тонкими линиями портрет брата, который так неожиданно, после стольких лет разлуки взволновал её душу и пробудил в ней светлую надежду. – И если помнит только обиды и взаимные упрёки, то стоит ли обращаться к нему за помощью?
Уже почти приняв решение, Анния вдруг засомневалась.
Но разве он не брат ей? разве они не росли вместе? и разве – по закону – он как старший в семье не должен заботиться о ней и защищать её?.. Пусть она лишилась мужа и его опеки, но лишить её родства с человеком, рождённым от тех же мужчины и женщины, что и она, не в силах даже боги...
Наконец, после недолгих колебаний Анния потянулась к чернилам и каламусу*.
Таблиний – личная комната хозяина дома, кабинет.
Киликия – область на юго-вост. побережье Малой Азии; в рим. эпоху служила пристанищем пиратов; рим. провинция.
Альба – столица латинов, считается предтечей Рима.
Пиксида – круглая или овальная коробка, употреблялась для хранения украшений, мазей и пр.
Антигона – в греч. мифологии дочь Эдипа, последовала за старым и слепым отцом в добровольное изгнание в Колон и оставалась там до его смерти.
Каламус – исп. для письма на папирусе или пергаменте перо из стебля тростника со срезанным наискось и расщеплённым концом.
5. Глава 4
Лучше чем кто-либо Сильвия знала, что в словах Аннии много правды. Наверное, Фортуна и вправду благоволила к ней. При тех обстоятельствах, что сложились в Приюте Сильвана после смерти её отца, она должна была бы гордиться тем, что её жених – сын известного в их округе богача – заветная мечта многих девиц на выданье не только в Сицилии, но и в самом Риме. Однако образ Спурия не пробуждал в сердце Сильвии никаких иных чувств, кроме светлых воспоминаний об их детской дружбе. Да и сам Спурий, любил ли он её так, как в том была убеждена, судя по её словам, Анния? Сильвия была уязвлена тем, что последняя встреча с женихом перед тем, как он покинул Сицилию, прошла обыденно. Без воображаемых ею клятв в пылкой любви и вечной верности, без трепета в случайном прикосновении, без особенного блеска в глазах...
Так размышляла Сильвия спустя несколько дней после разговора с матерью, пытаясь разобраться в своих чувствах. Неизвестно, сколько бы времени она провела так, сидя на сложенных снопах в задумчивой позе, если бы её уединение не было внезапно нарушено.
Прежде чем эта женщина неожиданно возникла перед нею, Сильвия уловила в долетевшем с широкого простора ветерке дивный аромат лилии.
- Странно повстречать юную, любящую повеселиться девушку в такой день в поле! Ведь на вилле Публия Волумния, знаешь ты или нет, нынче праздник. И столь грандиозный, что на него съехалась чуть ли не вся знать побережья...
Высокая, прямая, с изящно очерченной линией шеи и плеч, с тонкой талией, облачённая в небесно-голубого шёлка пеплум*, издали незнакомка походила на ровесницу Сильвии. Однако вблизи поражал контраст между девическим станом и увядшим, некогда прекрасным лицом.
Сильвия огляделась, пытаясь понять, откуда эта женщина так внезапно появилась. Вокруг простиралось чистое поле; в траве не умолкал хор кузнечиков; вдали, за белёсыми холмами небрежно сложенных снопов, на фоне розовеющего неба вырисовывались окружавшие Приют Сильвана оливковые рощи.