– Товарищ гвардии капитан-лейтенант, расчет первого орудия зенитно-противотанковой батареи занимается изучением матчасти.

В левой руке Сомин держал злосчастный мотыль. Правая, поднятая к головному убору, была измазана кровью.

Командир части смотрел на сержанта с нескрываемым презрением.

– Почему задержались? Через две минуты зачехлить орудие! – Он отогнул рукав с золотыми нашивками и взглянул на хронометр.

Сомин бросился к орудию. Прицельный Белкин выхватил у него из рук мотыль и сразу вставил его на место. Бойцы уже опускали ствол орудия, подымали борта машины. Громоздкий задубевший на морозе чехол не слушался. Кое-как его наконец натянули. Сомин сам завязал кожаные тесемки у основания ствола и спрыгнул с машины.

– Плохо! – отрубил капитан-лейтенант. – Четыре минуты с половиной. Нужно научить, а потом командовать, а не хвататься самому. Иначе вас уничтожат в первом же бою. Делаю вам замечание.

После этого случая Сомин решил поделиться своими тревогами с комиссаром. Это было нелегко. Он собирался дня два и наконец в свободное время пошел в штаб. Там его встретил майор Будаков.

– Ну, как дела, сержант? – Начальник штаба расправил привычным жестом пушистые усы. – Садись, сержант. На, кури! – Он протянул коробку «Казбека».

Сомин уже давно не видал папирос. От махры во рту стояла горечь. «Словно куры ночевали», – как образно выражался Валерка Косотруб. Этот ладный, острый на словцо морячок все больше нравился Сомину. Он даже вытравил щелоком свой синий матросский воротник, чтобы сделать его бледно-голубым, как у Косотруба. (Признак настоящего, бывалого моряка.)

Сомину очень хотелось взять папиросу, но что-то внутри подсказывало: не надо.

– Благодарю, товарищ майор. Только что курил.

– Ну как хочешь. – Начальник штаба пустил в потолок тоненькую струйку дыма. – Ты мне правишься, Сомин. Парень культурный, выдержанный. Заберу я тебя, кажется, в штаб.

«Ну нет! – сказал про себя Сомин. – Хоть и неважный я командир, а все-таки артиллерист, а не писарь». Он ответил сухо, вытянувшись, как положено по форме, хотя начальник штаба определенно старался завести неофициальный разговор:

– Где прикажут, товарищ майор, там буду служить. Разрешите пройти к комиссару части.

Комиссар слушал, не перебивая, взволнованную речь сержанта и думал о том, что этому пареньку не так легко стать настоящим командиром, но все-таки он станет им. А капитан-лейтенанту нужно будет мягко посоветовать не делать никаких замечаний младшему комсоставу при рядовых.

– Вот так получается, товарищ комиссар, – закончил Сомин. – Пока что не оправдываю вашего доверия.

– Значит, вы просите освободить вас от должности командира орудия. Так я вас понял?

– Нет, товарищ комиссар. Я справлюсь обязательно. Я не прошу освободить. Просто я хотел, чтобы вы знали, где в дивизионе слабое место, пока…

Комиссар улыбнулся:

– Правильно сделали, что пришли. Я предвидел ваши трудности, но командиров зенитных орудий у нас нет. Значит, хочешь не хочешь, а придется вам стать настоящим командиром-зенитчиком. Завтра вернется из госпиталя ваш командир батареи. Поговорите с ним начистоту. И вот еще что: я хочу, чтоб вы провели беседу о защитниках Ленинграда. Материал получите в комсомольском бюро.

Секретаря комсомольской организации части Сомин не знал. Он отсутствовал все время, и его замещал военфельдшер – член комсомольского бюро Юра Горич, шумный высокий парень с ослепительными зубами и мускулами атлета. Горич считал, что сделался медиком по ошибке, и надеялся стать строевым командиром. Матросы любили его за веселый характер, отзывчивость и доброту. Комсомольской работой он занимался охотно, хоть и не очень умело.