«Интересно, почему именно меня послали расписываться за гранаты? – размышлял Сомин. – Ведь есть командир орудия, старшина Горлопаев». Горлопаев произвел на Сомина неважное впечатление. Артиллерийских команд он не знал. Ребята все время путались в установке данных. «Крику много, а толку мало. Вот это уже не по-флотски», – решил Сомин. Весь расчет был из сухопутных частей. Левый прицельный, Белкин, спокойный и сосредоточенный парень, ловко справлялся с установкой курсового угла, а правый – Писарчук, прибывший вместе с Соминым, никак не мог понять путаных объяснений Горлопаева. Командира батареи Сомин еще не видел. Говорили, что он в госпитале.

Володя передал гранаты и запалы Горлопаеву и хотел уже взобраться на платформу грузовика, где была установлена знакомая автоматическая пушка, но командир орудия послал его к комиссару:

– Срочно вызывает. Бегом!

В штабе стучала машинка. Писарь заливал красным сургучом объемистые пакеты. Из полуотворенной двери кабинета командира части доносились голоса:

– Это будет неправильно, Сергей Петрович! Так нельзя. Ты ж коммунист!

– Я, Владимир Яковлевич, действую, как привык на флоте, и ты мне…

Дверь захлопнулась. Спустя несколько минут вышел комиссар Яновский. Щеки у него были красные, брови насуплены.

– Товарищ гвардии батальонный комиссар, гвардии сержант Сомин по вашему вызову явился!

Комиссар перестал хмуриться:

– Это хорошо, что явился. Только являются обычно чудотворные иконы или образ любимой девушки во сне, а гвардии сержанты по вызову начальника прибывают. Садитесь, Сомин.

Машинка перестала трещать. Яновский осмотрел Сомина с ног до головы:

– Бляха у вас не начищена, пуговицы тоже. Надо относиться с уважением к своей форме.

– Некогда было, товарищ комиссар. С утра пошел на склад…

– Не перебивайте. Сейчас у вас времени будет еще меньше. Вы назначены командиром зенитно-противотанкового орудия, а Горлопаев – старшиной батареи. Справитесь?

Сомину стало страшновато. Ведь он ни разу не вел огня из орудия, устройство его знает главным образом теоретически, и потом, будут ли его слушаться бойцы? Но гордость не позволила сказать об этом комиссару. Он ответил уверенно и даже развязно:

– Справимся, товарищ гвардии батальонный комиссар! Прикроем вашу Раису Семеновну.

Лицо комиссара снова стало суровым.

– Никакой Раисы Семеновны нет. Забудьте это!

– А как же называть эту самую электропушку?

Комиссар прошелся по комнате.

– Товарищ Сомин, нашему дивизиону моряков доверили новое мощное оружие. Придет время – вы узнаете его устройство, и не повторяйте глупых названий, потому что они могут помочь врагу узнать наш секрет. Есть одно название: боевые машины. Ясно? Теперь о вас. Знаю, что вначале будет трудно. Поможем. Ведь вы комсомолец, товарищ Сомин?

Снаружи раздался протяжный рокочущий гул, словно вспыхнула целая тонна кинопленки. Комиссар изменился в лице и, схватив фуражку, выбежал из штаба. Начальник штаба, долговязый майор Будаков, расправил рыжие усы, неторопливо надел шинель и тоже пошел к дверям.

– Пойдемте, сержант, – сказал он, – там, кажется, что-то произошло.

Случайный выстрел из боевой установки взбудоражил весь дивизион. Звонили телефоны, из города примчалась машина с незнакомыми военными. Вокруг выстрелившей установки, покрытой обгорелым брезентом, стояли командиры и матросы. Бледный старшина 2-й статьи Шацкий не мог ничего объяснить. Они тренировались, как обычно. К орудию никто из посторонних не подходил. И вдруг – выстрел. Снаряд, прорвав брезент, скользнул над крышами и исчез. У Шацкого дрожали руки. Он сразу сгорбился и поник. Санитары увели под руки бойца, у которого при выстреле было обожжено лицо.