Комиссар снова улыбнулся одними глазами и уголками губ, а Сомин подумал, что под командованием этого человека будет хорошо воевать. Именно о таких начальниках он мечтал, находясь на формировочном пункте в тяжкие дни ноябрьского наступления на Москву. «Теперь повоюем, гвардия! – сказал он сам себе. – Только бы не ударить лицом в грязь в первые же дни!»

Об опасности он не думал, потому что еще не представлял себе реально, что такое бой. Страха смерти не было. Была только неясная тревога: «А сумею ли я, как они?» Ему казалось, что все здесь – настоящие герои, начиная от командира и комиссара, кончая веселым сигнальщиком Косотрубом, и от этой мысли на душе становилось спокойно и легко.

Володю Сомина и Писарчука назначили в расчет зенитно-противотанковой пушки, а Ваню Гришина – в походную ремонтную мастерскую – «летучку». Подразделения отправлялись на занятия. В распахнутое окно вместе со свежим холодным воздухом влетала песня:

Гвардейцы минометчики
идут вперед
За наше дело правое,
за наш народ…

2. Раиса Семеновна

Уже в первый день Володя обратил внимание на то, что здесь очень часто упоминают какую-то Раису. Что бы это могло значить? Кто такая эта женщина? Некоторые почтительно именуют ее Раисой Семеновной.

На складе новоприбывшим выдавали оружие. У порога матрос вскрывал широким штыком ящики. Там, завернутые в промасленную бумагу, лежали гранаты. Прямо на полу высились штабеля цинковых коробок с патронами. У стены синели стволы карабинов.

С неба падали редкие снежинки. Они залетали в распахнутые двери склада и оседали звездочками на вороненой стали, покрытой толстым слоем смазки.

– Мороз, однако! – Кладовщик подул на красные руки и снова стал вынимать гранаты из ящика. – Расписывайся, Сомин, получаешь на весь расчет: восемнадцать гранат РГД, запалы к ним, а эти держи отдельно, по дороге занесешь Шацкому. Знаешь его?

– А где этот Шацкий?

– Там, у Раисы. Смотри, куда показываю!

– Где? – Володя посмотрел, но не увидел никакой Раисы. Три или четыре матроса стояли рядом с громадной машиной, скошенной спереди назад. Вся ее верхняя часть была покрыта брезентовым чехлом.

Сомин не стал задавать вопросы. Он пошел, куда указывали, передал взрыватели, потом спокойно свернул самокрутку и чиркнул спичкой. Шацкий – здоровенный матрос с открытой, несмотря на мороз, грудью – вырвал папироску из рук Сомина:

– Не курят у Раисы. Не знаешь, что ли, салага!

– Ты, полегче на поворотах!

– Иди, иди! – Шацкий притоптал папироску ногой. – В следующий раз закуришь здесь – банок нарублю! – беззлобно добавил он.

Под приподнятым брезентом раздался смех. Сомин заглянул туда. Он увидел какие-то железные балки. Сверху на них лежали длинные, почти в человеческий рост, матовые снаряды с хвостовым оперением. Они напоминали изображение межпланетного корабля из фантастического романа. Двое матросов возились с отвертками и ключами… Шацкий уже забыл о Сомине. Его голос раздавался из высокой кабины автомашины:

– Рубильник выключи! Проверьте контакты!

Сомин не стал больше задерживаться. «Так вот оно что!» Когда-то до войны он слыхал о проектах электропушки. «Должно быть, это она и есть. Здорово придумали: Раиса Семеновна! А почему не Мария Ивановна?» И вдруг он вспомнил о «бешеной артиллерии»: «Ну конечно, это она! Вот здорово!»

Пересекая наискосок широкий двор, он прошел мимо трех таких же машин. Лейтенант Николаев ответил на четкое приветствие Сомина и крикнул кому-то ту же фразу, которую только что произнес Шацкий: «Выключить рубильник! Проверить контакты!» Поодаль стояли еще четыре машины под чехлами. В стороне выстроились полуторки, груженные длинными ящиками. Около них вышагивал часовой.