И вот спешу я вперёд, а навстречу мне идёт молодой человек буквально кавказской национальности. А, может, таджикской. Или узбекской. Был он совсем юн, я только и успела подумать, что его лицо похоже на мордочку лягушонка, только не зелёного, а чёрного… Только и успела. Потому что в следующую секунду он жестом остановил меня и обратился, вглядываясь в пространство за моими глазами, вроде бы смотрит мне прямо в глаза, но взгляд его в глаза не попадал, как, впрочем, и вопрос, заданный им, не попадал в моё разумение:

– Вась блиетик позаста!

Это язык какой-то чужой? Или акцент такой сильный?

– Простите, я не поняла вас! – поспешила сообщить ему я.

– Блиетик показы! Я контраил…

Ничего не понимаю…

– Извините, я не понимаю вас. И пропустите, пожалуйста, мне билет купить надо у водителя…

Молодой человек опять жестом притормозил меня.

– Я – контроил! Блиетик давай!

– А-а-а! – осенило меня, – вы, наверное, кондуктор! – уже тогда Москва и Питер кишили выходцами-нелегалами из Средней Азии, а также других азиатских стран, ищущих возможности подзаработать в большом русском городе, – вот, держите, здесь на два билета… – я протянула ему деньги, приготовленные заранее.

Он взглянул на жалкие копейки и замотал головой:

– Ты не поняль! Я не трогую билеть, я – контраил. Билеть нет? Не купиль? Давай штраф!

– Послушайте, какой штраф? Я иду купить билет. Пропустите меня сейчас же! – «Какой он контролёр? Ведь, придумает же! По-русски бы сначала говорить научился!» – сердито подумала я, понимая, что меня просто пытаются развести, причём, даже не скрывая своих намерений…

Я сдвинула с дороги чёрного лягушонка, это не представлялось трудным для меня на физическом уровне и подошла к шофёру, который к этому времени снова сорвал автобус с места с не меньшей, чем ранее, скоростью.

– Билеты вы продаёте? – спросила я его, стараясь перекричать шум мотора.

Тот кивнул головой. Я решила не отвлекать его на такой скорости и подождать следующей остановки. Тут мне в спину опять задышал лягушонок:

– Штраф давай!

– Да какой штраф-то?

– Пятьдесят рублей! – без акцента выговорил своими шлёпанками-губами лягушонок.

– Да вы в своём уме? – возмутилась я. Я уже знала, что сутки пребывания в гостинице для журналистов, где мы должны были остановиться с дочерью, будут обходиться мне в шестнадцать рублей за человека, а тут на-те вам пожалуйста! Вынь да положь ни за что оплату гостиницы аж почти за двое суток!

– Давай пятьдесят рублей! – настаивал хлипкий лягушонок.

«Да пошёл ты!» – подумала я и обратилась к шофёру: «Этот человек, плохо говорящий по-русски, действительно контролёр?»

Шофёр пожал плечами и, всем видом давая знать, что не намерен вмешиваться в «процесс», продолжил разгон.

– Эй! – крикнул кому-то лягушонок, – айда сюда! Он не даёт пятьдесят рублей! – кричал он, тыкая в меня указательным пальцем.

Тут, как из ларца, подскочили двое бритых амбалов, которые одним движением руки могли бы придушить не только этого лягушонка, но и меня в придачу. Я и рта не успела открыть, как оказалась в их крепких ручонках.

– Пройдёмте в опорный пункт милиции! Там разберёмся, что к чему, – почти галантно заявил мне один бритоголовый. – Притормози! – приказал он шофёру.

Тот молча и послушно убавил скорость…

– Какой пункт милиции среди полей? – удивилась я…

Ответа я не успела услышать. Просто оказалась посреди дороги под нежным питерским солнцем в компании трёх «контроилов», которые уверенно повели меня к посадкам вдоль дороги…

Тут-то я и ощутила кожей весь ужас произошедшего. Дочь осталась одна в автобусе. Деньги, пришитые к белью жгли солнечное сплетение.