Иваныч очень ярко и красочно вспомнил все приключения прошедшего вечера: вонючуюслизь, щупальца уродца и перекошенное в крике лицо паладина, орущего эту навсегда впечатавшуюся в память фразу, и непроизвольно вздрогнул. Откушенный им кусок мяса пошёл куда-то не туда, и Павел зашёлся в сильном кашле. Мирно же жующий рядом демонолог, услышав это, вжал голову в плечи и нырнул рыбкой в ближайший куст, сдав на “отлично” норматив упражнения “вспышка справа”. Влажно шмыгнул носом в ожидании новой порции зрелищ рыгун.

– Тетраэдр, – откашлявшись, хриплым голосом произнёс Павел.– Самый обычный тетраэдр.

– Самый обычный? – удивился Мишико.– Расскажешь потом, когда это для простого человека искусство вязи стало “самым обычным”. Как ты его назвал? Тетра… Мне не знакомо это слово. Сможешь нарисовать его на земле?

Иваныч, присев на корточки, быстро начертил обломанной веткой на земле простейшую пирамиду.

– Вот здесь, здесь, здесь и здесь, – проговорил Павел, поочерёдно указывая на вершины многогранника палочкой, – было ровное, мягкое свечение. Что это было?

– Отлично! – улыбнулся паладин.– Просто отлично! Всёгораздо лучше, чем я предполагал! Вел, ты видел это?

– Ага, – из-за ближайшихповаленных деревьев робко выглянул мастер тьмы. – Как ты назвал литарис? Тетрадр?

– Тетраэдр, – поправил его Иваныч.

– Название мне незнакомо, но суть ты уловил верно, – расхрабрившийся Вел подошёл к рисунку и, так же взяв палочку,принялся чертить на земле.– А сможешь ли ты повторить вот такое?

– Шар, вписанный в усечённый конус, – не задумываясь,ответил Павел и тут же повторил рисунок.

– Миша, а тыл прав! Всёгораздо лучше! – рассмеялся мастер тьмы. – Он повторил “тёмный прыжок”! Причём сходу! Прямо с первого, мать его, раза! И с соблюдением всех пропорций и углов!

– Что я повторил? – не понял Иваныч.

Вместо ответа Вел резко присел, ударил ладонью по рисунку и с едва слышным хлопком исчез. Оглянувшись, Павел обнаружил скалящегося демонолога метрах в десяти позади себя.

– А, это… – бывший педагог перевёл взгляд на паладина.

– “Тёмный прыжок”, – кивнул паладин. – Ты воспроизвёл на земле его структуру. И сделал это точно. Где ты получил этот навык и эти знания?

– У нас этому всех детей учат. Геометрия. Базовый предмет.

– У вас все дети являются магами? – удивился Мишико.

– Нет. У нас вообще всего этого нет.

– Ущербный мир, – сморщился паладин.– Тогда зачем вам знания об искусстве? Хотя, не надо. Не отвечай. Оставим эту историю для вечерних посиделок у огня. Ты спрашивал про вершины тетдрра… тетру… Тьфу! Про вершины литариса. Они как бы светились, всёправильно. Это точки приложения силы. Ими ты регулируешь размер, яркость, высоту подъёма и время жизни светляка.

– А сразу нельзя было так объяснить? – нахмурился Иваныч. – Ну, без вот этих вот влажных объятий с местными красавцами?

– Это не так просто… – начал Мишико.

– И скучно! – добавил Вел, падая на землю для того, чтоб пропустить над собой полетевший в него камень.

– Понимаешь, Паш, то, что ты сделал вчера… Мы называем это рождением высшего.

– А у тебя вчера было зачатие, Паша! А! – короткий вскрик дал понять, что на этот раз Иваныч не промахнулся.

– Вчера ты узрел суть дара. Ты начал видеть структуру искусства, по сути, став начинающим полноценным магом, а не просто человеком с даром. К этому готовятся. Готовятся обычно долго. Месяцами. Изнуряя себя различными медитациями и уймой как нужных, так и лишних знаний. Сделать это впервые действительно сложно! – продолжил паладин.

– Ты готовился именно так? – спросил Павел.

– Нет, – улыбнулся блондин.– Я родился в тот момент, когда меня за кражу пары пирожков с молодецкой удалью и азартом в глазах забивал дубинками и тяжелыми сапогами городской патруль на грязной мостовой.