Моя жизнь как бы условно была поделена на «до» и «после». Я все время ходила и думала, неужели из слов, которыми мы говорим про всякую чушь, можно сделать произведение искусства. Интересно, как?

Еще позже, может быть, через год кто-то подкинул мне «Палача» и американские рассказы Лимонова. Лимонов поразил меня совсем другим талантом, талантом «живописать», кажется, так это называется. Опять возникло двойственное чувство. Нет, я не восхищалась его героями, как учили в школе, но мне было страшно интересно читать. Мне казалось, что с Лимоновым я тоже хорошо знакома. Такой он убедительный и честный писатель, наверное.

Но самый любимый мой роман, который если его перечитывать, становится еще интереснее – это «Дом на краю света». Я ощущаю победу, как будто расшифровала наконец то, что действительно чувствую, но никогда не смогла бы сформулировать и высказать сама.

В моем обращении к Марине получилась злобная насмешка. Я понимала, что шокирую ее или даже обижаю, но меня это тогда не смутило, я твердо знала, что все сказанное – чистое правда.

Мы продолжали вместе обедать, но книгами больше не обменивались и околокультурные темы не затрагивали.

С Ниной мы обсуждали окружающих и нашу бухгалтерию. Она демонстрировала лояльность и с завистью смотрела на тех, кто работает давно и может рассиживать за обедом большой веселой компанией, куда нас как абсолютно чужих не брали. Они с Хаменко, так же как и я, числились в «Келли», и тоже слегка комплексовали по этому поводу. Новая работа и без того стресс, а тут еще такой большой женский коллектив с его непонятными условностями и абсолютно непредсказуемым будущим.

Как-то за обедом я спросила Нину:

– А что, это может надолго затянуться? Я имею в виду прием в штат.

– Надеюсь, нет, – вздохнула Нина.

Марина потупилась, будто не выучила урок.

– Надежды юношей питают, – сказала я. – А мы живем в государстве, и у нас есть Закон. Не надо ничего придумывать. Они обязаны нас взять в штат через два месяца.

Нина фыркнула:

– Сиди на попе ровно, – по-свойски заявила она. Про «юношей» ей не понравилось. – Не выступай, не возмущайся и никогда не говори об этом вслух, и скоро будешь получать на двести баксов больше и обедать, как все, по полтора часа. – Она бросила завистливый взгляд в сторону веселой компании наших хохотушек во главе с Настей.

– Это не объективно, – возразила я.

Нина меня оборвала:

– Каждый устраивается в жизни, как может.

– А я вот уже полгода работаю, – грустно сказала Марина, отодвигая пустую тарелку, – а они молчат со штатом.

– Еще я прихожу на работу ровно в восемь сорок пять, – хвастливо сказала Нина, пропустив мимо ушей слова Марины, – обычно это учитывается при раздаче слонов.

Ей похоже нравилась тема карьерных секретов.

– А я сегодня на пять минут опоздала. Долго автобус ждала на остановке, – сказала я. – Представьте себе, мы с главбухом вместе в лифте ехали.

– Считай, что тебе не повезло, – обрадовалась Нина. – Твои автобусы никого не волнуют. Вот именно из-за этих утренних пяти минут ты и будешь сидеть в «Келли» год.

Это прозвучало не просто уверенно, а победоносно.

– А я прихожу в восемь тридцать и ухожу в семь, – чуть громче сказала Марина, в надежде, что ее услышат, – а они все равно молчат со штатом.

Нина небрежно, по-спортивному, похлопала ее по плечу. Они сидели рядом:

– Ты у нас исключение.

Это означало, ты – тормоз, если не сказать хуже, и на многое можешь не рассчитывать.

Моя работа была ничем не выдающаяся, мы проверяли расходы медпредставителей на подарки врачам, командировочные и бензин, сверяли все это с бюджетами и перечисляли новые авансы на следующий месяц. Даже на первый взгляд во всей этой системе было множество нюансов и лазеек напролом правилам, и многие представители этим пользовались. Они как будто объявили войну, не смотря на свою благородную роль добытчиков для фирмы, и пытались хитрить и всячески нас обыграть или, может быть, даже перевоспитать.