Несмотря на ужасы прошедшего дня, Фархад и Ерлан с трудом сдержались от смеха, глядя, как исключительно монголоидный Какен, щурясь и растягивая пальцами веки, старательно показывал злого узкоглазого контролёра.

– На нашей остановке зашли, а у них какое-то соглашение с водителем. Тот не стал открывать среднюю дверь, всех выпускали через переднюю, и там эти три аульных типа начали всех шмонать на предмет наличия билета. А у меня какой билет? Я всегда бесплатно езжу, так как денег в карманах не водится. Я оттолкнул первого, но двое остальных повисли на мне. Еле от них отбился, вот, видите, рубашку порвали. Но ничего, я одному тоже хорошо так ногой под дых врезал, он аж скрутился весь. Потом они гнались за мной полквартала, но отстали. Я в школе первый в классе был на стометровке.

 Выговорившись, Какен вздохнул и долго водил ложкой в стакане с чаем. На город опускалась темнота. День, полных самых разных событий, утомил всех, и скоро Какен отправился спать, а за ним и Ерлан. Только Фархад остался на кухне. Ерлан заставил его плести самодельные свечи из тряпья и при их свете читать всю ночь молитвы для прощения грехов и смирения гордыни. На этот раз он не противился, прекрасно осознавая, что наломал дров, и молитвы – самое меньшее, чем ему придётся за это платить.

Теперь в лучших традициях авантюрного романа перенесемся в две тысячи четырнадцатый год. Хотя не обещаю, что это был именно четырнадцатый. Возможно, тринадцатый или  даже раньше, но не в этом суть. Если вы читали мои предыдущие вирши, озаглавленные как рассказы парковщика, то напомню окончание третьей истории: после ряда конфликтов с таинственными организациями наши герои вернулись к обыденной, унылой и довольно сонливой жизни. Ерлан стал больше времени проводить в полицейском участке, где по вечерам они с Азаматом частенько прикладывались к бутылке, а потом ходили буянить по району.

В то весеннее утро оба были на удивление трезвые, причем, зная характеры этих субъектов не понаслышке, предполагаю с большой долей вероятности, что воздержание сие – последствие финансового кризиса, вызванного предыдущими гулянками, а вовсе не выражение свободной воли, стремящейся к здоровому образу жизни. К восьми утра заспанный Ерлан повертелся в той части вагончика, где у нас располагалась крохотная замасленная кухня, не нашел там ничего интересного и, захватив свою кружку, отправился в участок, надеясь перехватить что-нибудь у лейтенанта. И вот, когда они пили чай, дверь участка открылась, и на пороге появился майор Жумабаев.

В основном участковый виделся с майором в управлении, где тот частенько проводил совещания, на которых без остановки разглагольствовал, то и дело вставляя в фонтанирующий словесный понос любимое словечко – “плебейский” или “плебейство”. Произносил он его таким тоном и с настолько важным выражением лица, словно сам происходил из древнего патрицианского рода, чей прародитель принимал участие в похищении сабинянок. В участок майор заезжал редко, и сегодняшний визит оказался целым событием для забытого богом и людьми обиталища лейтенанта.

По словам Азамата, начальство в последнее время полюбило различные сюрпризы, но так, чтобы являться без приглашения, было слишком – даже для майора Жумабаева. Обычно ведь бывает наоборот – руководство вызывает на ковер, чтобы припечатать к этому самому ковру нерадивого работника. Однако майор сразу же, с порога, объяснил причину своего раннего явления народу.

– Доброе утро, Азамат лейтенант, – весело пропел майор. – Ну как, неплохо я скаламбурил? Однако не будем отвлекаться, я по неотложному делу. Вас, уважаемый, вызывают в полицию.