К счастью, в общей сутолоке никто не обратил внимания на эту небольшую сценку. Практически все вокруг носились в ритме броуновского движения, истошно орали и дрались между собой, поэтому два компактных парня в неброских одеждах беспрепятственно добрались до чугунной ограды парка и выбрались на перекрёсток улиц Гоголя-Карла Маркса. Здесь Ерлан насильно заставил Фархада сменить бег на быстрый шаг, и они ушли вниз, к Арбату.

По пути Ерлан в самых непарламентских выражениях сообщил Фархаду всё, что он думает о его необдуманном поступке. Фархад молчал, погружённый в свои мысли. В надвигающихся сумерках они не заметили, как прошли весь длинный пешеходный отрезок Арбата и очутились дома.

В квартире их ждал пустой чай и ещё более, чем обычно, озлобленный Какен. Он сидел на табуретке со стаканом кипятка и шептал себе под нос неразборчивые ругательства. Под глазом яркой звездой горел свежий фингал, а воротник на рубашке был надорван, так же как и один из рукавов.

Уставшие от приключений друзья, не сговариваясь, решили умолчать о недавнем происшествии. Ерлан насыпал из бумажного пакетика в заварной чайник немного гранулированного чая – добычу с Зелёного базара, которую он попросту стащил в лагманной, и выложил в стеклянную вазочку несколько кусочков сахара. Все сели пить чай, и Какен сам начал рассказывать о своих злоключениях:

– Еды я так сегодня и не увидел. Эти… кришнаиты наврали про выпечку. Вся эта толпа припёрлась в зал, там ещё собрались обычные люди с улицы – им тоже они, наверно, пообещали национальные угощения, твари. Какой-то лысый здоровый американец, одетый, как в сауне, битый час через переводчика рассказывал полную чушь, временами оранжевые дебилы на сцене начинали под звуки какой-то непонятной наземной гармошки трястись и орать харе кришну. Лысый всё болтал и болтал, никакой пользы или тем более откровения в его словах я не услышал. Говорил что-то о своем детстве в лагерях… А вы знали, что у американцев тоже были пионеры в красных галстуках, и они так же вскидывали руку ко лбу и говорили «Будь готов – всегда готов»? Я не знал… Некоторые люди в зале начали уходить, и я тоже ушёл, так как понял, что всё это – одно большое… Потом у того же Дома учёных один чувак дал мне визитку. Он сказал, что увидел меня издалека и сразу понял, что я особенный человек, у меня, типа, особое излучение откуда-то из головы или фиг знает ещё откуда. Спросил, интересуюсь ли я богом, и позвал меня на заседание их организации. Я на это повёлся – а кому не понравится, если его назовут особенным, необыкновенным и так далее. Поехал с ним на троллейбусе в обычную квартиру где-то на Абая-Шагабутдинова, там они расписывали мне на доске что-то про бога-отца, бога-сына и какого-то Муна с его женой, который вроде как реинкарнация господа на земле. Мне это скоро надоело, и я их открыто спросил, дадут пожрать или нет. Я сказал, если этот Мун – кореец, то я бы не отказался от хе из судака и тарелки кимчи с фунчозой. Они начали меня упрекать, что я думаю только о своём теле, а не о спасении души, тогда я встал и ушёл. Да, кажется, когда выходил, я их всех послал по одному адресу, не помню точно, куда. Хоть бы печеньку дали, собаки. Там на большой остановке перед стадионом вонь и грязь полнейшая, чумазый бомж устроил свалку из досок, старых покрышек и прочего барахла. Он ходит там по местным ларькам, помогает им поднести что-то или пол метёт, за это ему дают остатки еды. Так вот, это грязный бородатый бомжара потом сел на скамейку и принялся жрать, а у меня, кандидата наук, за весь день маковой росинки во рту не было. Потом ещё на троллейбусе, когда возвращался, зашли трое гадов, особенно противный главный – усатый, стриженый, узкоглазый, вот такой…