– «Ах, лэрды Линтера и лэрды Линна – на лето здесь и прочь зимою длинной». Была такая баллада о прежних лэрдах – в той ветхой древней башне у озера, задолго до мистера Кеннеди, жила какая-то ветвь рода Маккензи. Когда старый мистер Кеннеди купил эти земли, здесь обрабатывалось от силы сто акров.

– И все принадлежало Маккензи?

– Да, Маккензи из Линна, как их называли. Отец мистера Кеннеди впервые назвал поместье Лохлинтером. Раньше замок звался Линн, прежние владельцы жили в нем сотни лет. Но здешние горцы – как бы ни говорили, что они радеют за свой клан, – уже забыли Маккензи и гордятся новым богатым хозяином.

– Как неромантично, – сказал Финеас.

– О да. Но романтики любят приврать. Сдается мне, Шотландия считалась бы ничуть не романтичнее прочих стран, если бы Вальтер Скотт не постарался – точно так же, как Генрих V стал романтическим персонажем лишь благодаря Шекспиру.

– Иногда мне кажется, что вы презираете поэзию.

– Да, если она лжива. Секрет в том, чтобы это распознать. Вот Томас Мур лгал всегда.

– Но Байрон лгал еще больше, – с убежденностью заявил Финеас.

– Куда меньше, мой друг. Но оставим это сейчас. Вы уже виделись с мистером Монком?

– Пока ни с кем не виделся. Я приехал с мистером Ратлером.

– Почему именно с ним? Едва ли вам может быть по нраву его общество.

– Это вышло случайно. Но мистер Ратлер – разумный человек, леди Лора, едва ли им стоит пренебрегать.

– Мне всегда казалось, что в политике трудно чего-либо добиться, сидя у ног мелких Гамалиилов [11].

– Но Гамалиилы великие не потерпят рядом с собой новичка.

– Тогда будьте сами по себе. Поймите, любой товар покупают за ту цену, что назначит продавец, – и это вдвойне касается вас самих. Если станете водить дружбу с Ратлером, все будут считать, что вы его человек – и более никто. А если будете держаться Грешемов и Паллизеров, все уверятся, что ваше законное место – рядом с ними.

– Думаю, ни один ментор не воодушевлял своего Телемаха, как вы.

– Это лишь потому, что я не думаю, будто вы и впрямь грешите подобным. Будь это так – вообрази я такое, – я сложила бы с себя роль наставницы. Глядите, там на лестнице мистер Кеннеди, леди Гленкора и миссис Грешем.

Они поднялись сквозь ионическую колоннаду на широкую каменную террасу перед входом, где собралось множество гостей: как видно, государственные мужи уже успели написать все письма, а дамы – отдохнуть.

Переодеваясь к ужину, Финеас размышлял о словах леди Лоры – не столько над сутью ее советов, хоть и она заслуживала внимания, сколько над самим фактом того, что леди Лора взялась ему советовать. Она первой назвала себя наставницей – его ментором, и он принял это имя и согласился быть ее Телемахом. Но Финеас считал себя старше годами – или, быть может, ровесником. Возможно ли, чтобы ментор женского пола полюбил Телемаха – той любовью, которой Финеас искал в леди Лоре? Ему хотелось верить, что да. Быть может, они оба ошибались – и в том, как он поставил себя с леди Лорой, и в том, как она поставила себя с ним. Возможно, старый холостяк сорока трех лет и думать не думает о женитьбе. Будь холостяк и правда влюблен в леди Лору, разве он оставил бы ее на прогулке вдвоем с Финеасом, отговорившись тем, что идет к овцам? Как бы то ни было, наш герой решил попытать счастья, что бы ни ждало его в конце, а для этого требовалось, насколько возможно, отказаться от игры в Ментора и Телемаха. Что до совета общаться с Грешемами и Паллизерами вместо Ратлеров и Фицгиббонов – им он, безусловно, воспользуется в той мере, в какой позволят обстоятельства. Ему самому казалось удивительным уже и то, что его принимали в свой круг Ратлеры и Фицгиббоны, стоило подумать об отце в старом семейном доме в Киллало и вспомнить, что сам Финеас еще ничем не успел себя зарекомендовать. Как могло случиться, что он сейчас в Лохлинтере? Из этого следовал лишь один вывод: чтобы ребус сошелся, приходилось допустить, что леди Лора действительно его любит.