* В 50-х годах ХХ века американский психолог Карл Роджерс, один из представителей гуманистической психологии, основатель «центрированной на личности клиента» психотерапии, предложил называть пациентов клиентами. Это предложение он обосновал так: если врач вступает в глубоко личностный контакт с пациентом, то он видит в нем не больного, а клиента. Клиент – это тот, кто берет на себя ответственность за решение собственных проблем путем активизации творческого начала своего «я». Тогда специалист оперирует методами взаимодействия, адресованными здоровому человеку. Если же психотерапевт видит в пациенте больного, то это предполагает выбор методов воздействия. Поскольку именно 50-е годы стали временем больших достижений в области прав личности в Европе и Америке (и даже в СССР наступила оттепель, когда Первым секретарем ЦК КПСС стал Никита Хрущев), роджеровская модель клиент-центрированной психотерапии удачно «легла на время». Однако обращаю внимание читателя на подмену в понятии «пациент»: пациент – не больной, он страдающий. Не факт, что страдающий не берет на себя ответственность за собственные решения. Также не факт, что страдающий, якобы лишенный здорового взаимодействия «психотерапевт – пациент», находится под постоянным авторитарным воздействием врача. И тем более не факт, что у психотерапевта с пациентом нет контакта на глубоком личностном уровне. Проблема заключается в том, что, выступив против ортодоксальной психиатрии своего времени с ее порой бесчеловечными методами, Роджерс невольно способствовал деформации базовых для психотерапии понятий не только в латыни, но и в его родном английском языке.

Психотерапия серьезно отличается от консультирования и коррекции и в методологической части: причинно-следственные связи страдания столь витиевато устроены, что не всегда предполагают открытые для пациента методы работы. Часто уже на первом этапе занятий проанализированная специалистом информация показывает тяжелую картину страдания. Поэтому не всякий психотерапевт выводит ее полностью в осознавание, но длительно подготавливает условия для обретения пациентом устойчивости и силы. Частично скрытые от ума пациента средства работы специалиста создают базу изменений на уровнях тела и глубоких слоев ментальности. Но для выбора изменений нужны свободная воля пациента и осознание им изменившейся ситуации страдания. Так что руководимый этикой и пользой для пациента специалист может комбинировать «открытые» и «скрытые» методы внутри психотерапевтического процесса. Такой специалист в начале работы берет примерно до 70% ответственности на себя; по мере появления изменений у пациента методы его работы становятся открытыми, и акцент в ответственности существенно сдвигается в сторону пациента. Впрочем, не исключаю, что моя позиция может восприниматься как «старообрядческая» в отношении не только методологии, но и понятийно языковой реальности. Однако психотерапия прежде всего оперирует словом, и здесь нужна точность в понимании и формулировках. Из практики знаю: настроенный воспринимать клиента как пациента специалист так его и описывает, чем искусственно «утяжеляет» проблему и приписывает ей страдальческий уровень. Такой специалист рискует «загнать» здорового человека в болезнь. Настроенный воспринимать пациента как клиента специалист так его и описывает: поэтому не видит страдания, не обучается с ним работать и не приносит должной пользы человеку.

Вернемся теперь к первому вопросу – о различиях между психиатрами, психотерапевтами и психологами. Итак, психиатр – это медик по образованию, уже на последнем курсе мединститута решивший специализироваться на психической патологии, описанной в Большой и Малой психиатрии. К таким патологиям относятся шизофрении, психотические состояния (галлюцинации, бред и пр.), маниакально-депрессивный психоз, истерия, пограничные расстройства личности, психопатии, психастения, алкоголизм, психоорганический синдром и др. Еще в первой четверти ХХ века большинство этих патологий* считались душевными болезнями разной этиологии и степени тяжести. Человек, страдавший ими, назывался душевнобольным, а психиатрическая больница носила имя «дом скорби». Но по мере внедрения научных знаний в психологию, в начале ХХ века, душе предпочли психику. Появилась возможность «измерить» некоторые психические процессы, а это означало «освобождение» науки от авторитета весьма неясной субстанции – души. Под руками оказывался перспективно «понятный» орган – мозг и его процессы – психические. Материалистический подход по его линейной логике должен был упростить задачи: излечение психической патологии зависит от успешного влияния на мозг – выправляются патологические психические процессы, производимые мозгом.