– Наверно, ты прав, – бормочу вмиг пересохшими губами. – Мне лучше уйти.

Сгорая от смущения под его въедливым взглядом, пячусь к выходу, в душе проклиная студком и бабушкины пирожки.

– Стой! – с надрывом просит парень и, резко притянув меня к себе, упирается пальцами в бейджик, случайно перевернувшийся задом наперед.

– Яна? – с надеждой произносит Соколов, продолжая царапать мое перевернувшееся вверх тормашками имя, и что-то жадно выискивает взглядом в моих глазах.

– Аня. – Поправляю бейджик, ненароком касаясь напряженных пальцев парня. – Я пришла тебе помочь. Можно?

– Я смотрю, вы уже познакомились. – Доктор Шестаков бодрым шагом входит в палату и, смахнув со лба выступившие капельки пота, с надеждой смотрит на Соколова. – Ну как, голубчик, что-нибудь екнуло тут? – Он стучит по виску указательным пальцем и с еще большим азартом наблюдает за реакцией парня.

– А должно? – Потеряв ко мне всякий интерес, Соколов возвращается к той самой стене, которую только что пытался разрушить.

– А почему бы и нет? Девушка так настойчиво к вам прорывалась. – Шестаков игриво подмигивает, а я по-идиотски хлопаю глазами. – Я был уверен, что встреча с человеком из вашего прошлого пойдет вам на пользу.

– Но… – По-быстрому подбираю челюсть и пытаюсь прояснить ситуацию: нет у нас никакого прошлого.

– Не волнуйтесь, деточка! – лихо прерывает меня главврач. – Рано или поздно молодой человек все вспомнит.

– Мы раньше пересекались? – Теперь наступает очередь парня без спроса влезать в разговор. Но просто перебить Шестакова ему мало! Он снова начинает меня разглядывать, как редкий музейный экспонат.

– Нет! – спешу с ответом, но тут же добавляю: – Точнее, да! Я…

Моя дурацкая привычка говорить правду вносит в ситуацию еще большую неразбериху.

– Аннушка, как выяснилось, знает про вас все! – Да что это за больничная традиция перебивать! Шестаков лукаво улыбается и, подойдя к Соколову, хлопает его по плечу. – Вы, оказывается, никакой не голубчик, а самый что ни на есть сокол.

Красавчик хмурится, абсолютно ничего не понимая, и встревоженно переводит взгляд с доктора на меня и обратно.

– Ты знаешь, кто я? – опасливо спрашивает он, с отчаянной надеждой в глазах подаваясь вперед.

– Да… – Получается как-то неуверенно.

– И?.. – выдыхает парень, едва справляясь с волнением. – Кто я?

– Тебя зовут Илья. Соколов, – осторожно сообщаю, что знаю, под монотонные кивки Шестакова.

– Илья Соколов. – Парень перекатывает на языке свое имя и фамилию и, схватившись за лоб, начинает неистово его тереть.

– Ни хрена! – рычит он. – Никаких ассоциаций! Ничего!

– Не все сразу, Илюша! – пытается успокоить своего пациента доктор и, глядя на меня, вращает ладонью, чтобы я продолжала.

– Этим летом ты поступил к нам в педагогический, правда, на учебе так и не появился.

– В педагогический? Я? – И снова сталкиваюсь с пристальным взглядом, непонимающим, неверящим, несогласным, но до безумия завораживающим.

– Да, – сглотнув, киваю. – На филфак.

– Это шутка? – Пропуская непокорные пряди пшеничных волос сквозь пальцы, Илья скидывает с себя пухлую ладонь Шестакова и грациозной походкой с повадками дикой кошки подбирается ко мне вплотную.

Теряюсь. Задыхаюсь от близости. Но все же мотаю головой: нет.

– Посмотри на меня, девочка! – Он проводит руками вдоль рельефного тела, акцентируя мое растерянное внимание на своей татуировке. – Какой из меня филолог? А?

Да я и сама вижу, что никакой, но факты – вещь упрямая.

– Вот! – С напускной уверенностью протягиваю парню его же личное дело. – Я понимаю, у тебя амнезия. Но это же ты?

Блондин подходит ближе и, выхватив папку, начинает жадно изучать документы.