– Ангелы, говоришь, прислали? – скривился он.

– Да, не знаю я, кто послал, – устало скривился Фёдор. – Самому интересно, но вряд ли кто скажет.

Царь скептически разглядывал Захарьина.

– Ты, конечно, отрок необычный. Таких, как ты, я видом не видывал и про таких слыхом не слыхивал. Бывает блажат юродивые, но ту блажь ещё понять надо. А ты разумен… И даже слишком порой. Никому не говорил ты про дар свой?

Фёдор покрутил головой.

– Я бы и тебе не говорил, да за державу обидно, – буркнул он.

– За державу обидно? Почто? В чём обида твоя?

– В том, государь, что за пол века твоего правления только и останется от дел твоих одна земщина. А страна впадёт в такую смуту и разорение, что едва не распадётся на княжества и не станет добычей поляков. И только войска, собранные земским собранием, изгонят поляков из Москвы.

– Поляки в Москве?! – возмутился царь и вскрикнул: – Кто допустил?! Где были мои сыновья?!

– Иван умрёт раньше, а Фёдор через четырнадцать лет после тебя. Потом будут править иные цари. У Фёдора детей мужского пола не будет, государь.

Фёдор смотрел на лежавшего молча и разглядывающего узорчатый потолок царя, и ему вдруг стало его жалко.

– Значит, прервётся династия Рюриковичей? – спросил царь.

– Прервётся, государь.

– Но земщина и дела мои останутся?

– Останутся.

– А Россия, говоришь, отобьётся от поляков и будет жить?

– Отобьётся, государь. Выпрут их из Кремля и погонят с земли Русской ссаными тряпками. И будет жить Русь и будет самой сильной и большой в мире, ибо присоединит те земли на востоке, про которые я говорил тебе. Ещё и Польшу с Ливонией завоюет. И в морях-океанах воевать будет.

– А Крым?

– Крым – наш!

– Ну, тогда и слава Богу, – вздохнул-выдохнул Иван Васильевич. – Не даром значит прожил жизнь.

– Не даром, государь. Ох не даром! Даже если ты повторишь все свои худые дела, то это только твой ответ перед Богом. Я за то, чтобы повторить историю.

– Историю? Чудное слово. Что оно значит?

– Не знаю, государь. Вроде как правдивые сказки про жизнь, записанные в книгах.

– Понятно. И кто… Э-э-э… Что за царь, выгонит поляков? Кто царём будет?

– Царя тогда не было. Не будет. Смутное время, я же говорю. От сегодняшнего дня пройдёт пол века, когда это случится. А смутное время настанет после смерти сына твоего Фёдора, и продлится оно аж двадцать лет.

Иван Грозный покачал головой.

– Долго… Мир без царя двадцать лет. Беда. И что, никто на царский трон из бояр или князей не влез?

Царь хмыкнул.

– Не поверю.

– Да много кто пытался на трон залезть. Были и ложные царевичи твои. Лжедмитриев только пятеро человек было, да его ложных родственников около двадцати. Лезли к трону, как тараканы.

Фёдор пытался обойти историю про захват трона Годуновым и Шуйским.

– А князья-то, князья? Шуйские? Фёдор же царём будет, а кто у него царица?

– Годунова Ирина, – вздохнул и сказал Попаданец.

Царь нахмурился.

– Это из рода того Годунова, что у Василия, брата моего, служит при дворе?

– Племянница его, – подтвердил Фёдор. – А царём Брат её станет.

– С чего вдруг? Он же безродный?

– Ну… Ирина же царица осталась, но от престола отказалась и спряталась в монастыре. Он тоже к ней «присоседился», а потом его Земской Собор избрал.

– Земской Собор избрал?

– По предложению патриарха.

Иван Васильевич напрягся.

– Какого патриарха? Константинопольского? Он в Москву приехал?

– Московского и всея Руси Патриарха.

– Свят-свят-свят, – осенил себя крестным знамением государь. – Откуда свой патриарх-то на Москве?

– Твой сын Фёдор и Ирина смогли уговорить Константинополь признать православную церковь и учредить патриаршество в России.