Фиктивный брак с чудовищем Алина Савельева, Даниэль Брэйн

После гибели отца и брата мне пришлось возглавить семейный бизнес.

Я была к этому не готова. И человек, назвавшийся старым другом отца, предложил мне свою помощь. Его условие – фиктивный брак, и он обещал, он клялся, что только на людях будем делать вид, что все взаправду, потому что если кто-то узнает, что нет… брак признают недействительным, и я останусь один на один с теми, кто жаждет добраться до капиталов отца.

Все пошло совершенно не так с самого дня нашей свадьбы. День, обычно самый счастливый для каждой девушки, стал началом кошмара. Муж меня обманул, в обстоятельствах смерти отца возникло много вопросов, и моя собственная жизнь теперь висит на волоске.

***

Меня как в средние века собственный отец вручил этому зверю. Спящему пока еще зверю, боюсь узнать, что случится, если его разбудить.

Я развернулась и на негнущихся ногах пошла к двери.

– Как вас зовут? – спросила я, остановившись в дверном проеме.

– Марк Истомин.

– Давай, давай, проходи, цесаревна, – подтолкнул меня в спину мужчина в темном костюме. Он был похож на гангстера, не иначе, но это были всего лишь условности, мои ощущения. Никто пока не причинил мне вреда. – Проходи, никто здесь тебя не съест.

– Она все-таки дочка Царева, – кашлянул его напарник, такой же хмурый, безликий и темный. – Босс за «тыканье» ей нас по голове не погладит.

– Дочка? – хохотнул первый гангстер и все-таки выволок меня как тряпичную куклу из лифта. – Да блин, как она этим всем собралась ворочать? Она хоть школу окончила?

– Мне девятнадцать, – и это было единственное, что я вообще им сказала, кроме тихого «здравствуйте», когда они приехали за мной.

Я шагнула на мягкий синий ковер, полностью скрывавший звуки шагов – даже этих амбалов. За панорамным окном на немыслимой высоте стыл зимний заснеженный город. Холл был полутемен и пуст, только справа зияла полоска яркого света из приоткрытой двери.

Вот и все. Я незаметно для амбалов утерла скатившуюся слезу. Сколько раз я твердила себе – не плакать? Не плакать! Нельзя, бабушка меня учила всегда другому! Андрей и папа сейчас в лучшем мире, не то что я… Мне даже оплакать их как следует не дали.

– Девятнадцать, – услышала я за спиной удивленное хмыканье. – Эх, как жаль пацана, он же моложе был, а какой толковый!

Я поняла, что он говорит о моем погибшем брате Андрее, и до крови закусила губу. Не плакать!

– Давай, цесаревна, иди вон туда, тебя ждут.

Выпрямив спину, я пошла к двери. В самом деле, это всего лишь формальность. Меня не съедят, не убьют и не покалечат. Наверное. Потому что хотели бы, привезли бы никак не сюда, в самый деловой центр столицы, а выкинули где-нибудь в лесу, сколько их мы проехали по дороге…

Зачем я здесь, я не знала. Я привыкла подчиняться тем старшим, которые окружали меня, и когда мне сказали «поедешь с ними», я и не думала возражать. Надо, значит, надо, я понимала, что после гибели брата и отца ко мне перешли какие-то обязательства… может быть, нужно что-то подписать, связанное с похоронами.

– Добрый вечер. Можно войти?

У окна стоял молодой мужчина лет тридцати. Он обернулся, услышав мой голос, с удивлением подался вперед, разве что не приоткрыл рот, но потом нахмурился.

– Сколько раз говорить, что уборку проводить, когда я уеду? – строго спросил он.

Подобные люди окружали моего отца. Излучающие неприязнь ко всему живому. Я старалась избегать это общество, и если до смерти отца меня никто не неволил, сейчас у меня просто не было выбора. Чеканное, как на монете, лицо, темные глаза, плотно сжатые губы, костюм скрывает тренированное и сильное тело, и только на вид – издалека – он похож на голливудскую звезду. Нет, он не улыбнется чарующе, он может только оскалиться, и тогда – беги, Маша, беги. Он тот, кто он есть – человек, рядом с которым даже воздух становится тяжелее, давит грудь не то что от страха – никто ничего не сделает со мной здесь, мы не в кино, не в давно миновавших девяностых, – но хочется, чтобы он отвернулся и забыл о моем существовании.

И все-таки я растерялась.

– Уборку? Какую уборку? Я Маша. Мария Царева, – облизала я пересохшие губы и вышла на свет.

Мужчина в изумлении заломил бровь, уставившись на меня, как на нелепую поделку в детском саду, и на его лице промелькнуло нечто человеческое.

– Твою мать, – в шоке аж присвистнул он. – Сашкина дочь?

Судя по вопросу, отца моего он знал, но отчего-то поверить не мог, что я и есть Мария Царева.

– Да. Мария Александровна Царева, – робко подтвердила я, не понимая, что со мной не так и почему лицо этого мужчины все больше мрачнеет.

– Лет тебе сколько? – сузив глаза, спросил он.

– Девятнадцать.

Мужчина, качая головой, быстро подошел ко мне, бесцеремонно, даже грубо, схватил меня за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. Он осматривал меня будто вещь, и это пугало не меньше, чем его тяжелый взгляд, буквально пришпиливший меня к полу.

От страха мое дыхание становилось рваным, нервным. «Меня не убьют, не съедят, ничего со мной не сделают», – как мантру повторяла я мысленно, но спина холодела от накрывающей паники.

Да, я действительно выгляжу младше своих лет, а как я еще могу выглядеть, прожив шестнадцать лет с набожной бабушкой, настоятельницей монастыря? Я даже косметикой ни разу в жизни не пользовалась. Мои ровесницы ярче, бойчее, самостоятельнее, но меня устраивала моя жизнь.

– Ты школу окончила? – с сомнением спросил мужчина.

Далась им всем эта школа! Что они привязались? Я вздохнула, чем обозлила его еще сильнее.

– Маша? Да ты вообще от мира сего? Ты меня не слышишь или не понимаешь, Цесаревна? – явно кипел мужчина на то, что не рапортую ему как солдат на плацу.

– Я окончила одиннадцать классов, – удовлетворила я его любопытство.

– Так. А дальше? Институт, да хотя бы колледж? Может, поступила куда заочно? – пристально сканируя мое лицо, продолжил он задавать вопросы.

– Нет.

Уровень моего образования, кажется, вывел его из равновесия. Его челюсти сжались, вена на крупной шее вздулась, а темные, почти черные глаза вспыхнули яростью.

– Ты хотя бы въезжаешь, Цесаревна, чем тебе теперь предстоит рулить? – едва ли не зарычал он, но, к счастью, отпустил мой подбородок и отошел. Я тоже неосознанно попятилась назад. На пару шагов ближе к двери.

Кажется, до меня начало доходить, для чего я здесь. Мой отец был не только инженером от Бога. Он еще и был кандидатом экономических наук. А брат в свои семнадцать имел уже три патента и мог заменять в бизнесе отца. Вот – в бизнесе, да, конечно, я же наследница. Единственная. Но я… что я могу со всем этим делать?

– Что ты глазками хлопаешь, Маша? Что вообще у тебя в голове – цацки, шмотки, тик-ток, ноготочки? Ты хотя бы знаешь, что они оба тебе оставили?

Они оставили меня одну в целом свете. Андрея я видела пару раз в год, отца и того реже, но они любили меня, они были единственными близкими мне людьми. Бизнес?..

– Мне ничего не нужно, – упрямо поджав губы, я впервые попыталась посмотреть ему в глаза на равных.

Но тщетно. Его взгляд был словно у дикого, непримиримого зверя в схватке не на жизнь, а на смерть. Он давил, уничтожал, размазывал на месте. Мои ноги нелепо приросли к полу, я даже если бы и хотела, не смогла бы сделать и шагу.

Я даже не знала, как его имя, и если честно, не хотела узнать.

– Идиотка, – припечатал мужчина и крикнул кому-то поверх моей головы: – Вы ее что, по дороге лупили палкой? – Но это было не им, а мне. Из холла донесся смешок:

– Если ее и лупили, босс, то до нас…

Мужчина грубо схватил меня за плечо и протащил по кабинету, швырнул в кресло, такое огромное, что я в нем утонула. Я не доставала ногами до пола. Сам он сел на корточки рядом со мной и, схватившись огромными руками за подлокотники, горячо заговорил:

– Сашка, конечно, предупреждал, что ты блаженная. Ладно, Цесаревна, не ссы. Когда там тебя к бабке отправили? Сколько тебе было – два года? Три? – он помотал головой. – Неважно. Слушай, девочка, слушай меня. Ты знаешь, что тебе оставил отец? Ну, заводы, технологии, контракты, акции? Слова тебе такие хоть знакомы?

Я коротко кивнула, боясь и пискнуть что-то в ответ. Из всего происходящего я поняла только одно – этот мужчина считает меня полной дурой, и это его почему-то не устраивает.

– Хорошо… Замечательно! До скольки ты считать умеешь? Семь миллиардов долларов только… черт, чтобы ты поняла, в деньгах. Не считая стоимости помещений, оборудования…

Он резко оттолкнул кресло со мной и поднялся. Я сидела ни жива ни мертва. Что они от меня хотят? Эти деньги?

Как там – кошелек или жизнь?

– Мне не нужны эти семь миллиардов. Забирайте, пожалуйста, только оставьте меня в покое…

– Ты адекватная? – мужчина посмотрел на меня вроде даже с сочувствием, как на тяжело больного человека. – Ты что думаешь, это гора злата, как в сказочках? Не о тебе речь! Это рабочие места! Это люди, их семьи, их дети! Сытые, еб-мать, дети! Без Сашки, без Лизы, это финдир была, ты ее, наверное, даже не знала, все распиз… растащат. Все пойдет по пиз…

– Вы могли бы не выражаться? – выпалила я, и мужчина опешил.

У него стало настолько страшное лицо, что я вжалась в кресло, но его насмешливая ухмылка остановила меня от обморока.

– Ну вот, когда тебе надо, прорезается голосок. Спасибо, Цесаревна, теперь я знаю, как добиться от тебя того, что мне нужно. – Он отошел, сел на край стола, и тяжелое дерево под ним застонало. – Так, ладно. Когда Сашка, твой отец, мне рассказывал, что ты всю жизнь прожила в глуши под присмотром его… кхм, весьма странной матери, училась в школе при монастыре, я считал – его дочь, его дело. Но теперь твоего отца нет, Маша. И нет твоего брата. Это огромная утрата, большая боль. Для меня, поверь, не меньше, чем для тебя, я знал твоего отца еще с армии. Мы вместе с ним… это, правда, неважно. И теперь ты осталась наследницей этого всего. Что мы с тобой делать будем?