– Да, – коротко отвечает она, отвернувшись и делая еще один нервный глоток воды из бутылки.

Твою же… А я не знал. Запрашивал только сведения о том, что Лера сейчас делает, где работает и прочее. Про семью посчитал лишним. И зря, похоже.

Черт, что делать с этим острым сочувствием, обжигающим горло похлеще виски?

У Леры же никого не было кроме матери.

– Со… соболезную, – хрипло говорю я неожиданно прервавшимся голосом. – А ты…

Я делаю шаг к ней, Лера машинально отшатывается от меня, врезается в стул, теряет равновесие, и я хватаю её за запястье, чтобы она не упала.

Под моими пальцами бешено бьется пульс, а кожа такая тонкая, нежная, горячая.

Лера медленно поднимает на меня взгляд. Глаза у неё широко раскрыты, дыхание чуть сбито.

Не удержавшись, я провожу большим пальцем по запястью, поглаживая проступающую под тонкой кожей синюю жилку.

Лера замирает, вздрагивает всем телом, а затем резко выдергивает руку. Отходит на пару шагов и быстро выпаливает:

– Спасибо за воду. Я пойду.

А потом поворачивается и едва не выбегает из моей спальни. Секунда – и ее нет.

Я какое-то время стою, глядя ей вслед, а когда хлопает дверь ее комнаты, выдыхаю что-то невнятно матерное и устало падаю в кресло.

Я просыпаюсь, едва в комнату пробивается мягкий утренний свет. С трудом продираю глаза, облизываю пересохшие губы, тянусь за телефоном, где зарядки осталось десять процентов, и понимаю, что спала я часа три в лучшем случае.

Ожидаемо.

Полночи ворочалась, никак уснуть не могла.

Чертов Дамир.

Зачем я вообще с ним говорила? Надо было сразу развернуться и уйти, едва натолкнулась на него, полуголого, в коридоре. А я стояла там, как идиотка, пытаясь не смотреть на его широкую смуглую грудь, на плоский живот с темной полоской волос, уходящей под пояс брюк.

А в его спальне, хоть это и была совсем другая квартира, меня так накрыло долбаным дежавю, что я на мгновение забыла обо всем. В сумраке полуночи, на границе между вчера и сегодня, мне вдруг показалось, что я снова вернулась в прошлое. Слишком знакомыми были терпкий мужской запах, темно-синее постельное белье, вешалка из красного дерева, на которую был небрежно брошен дорогой пиджак, и неизменные стопки бумаг, громоздящиеся на рабочем столе у ноутбука.

Только пустой стакан из-под виски резанул взгляд.

Но это не мое дело.

Я выныриваю из-под одеяла, сдираю с себя чужую футболку и сажусь на кровати, зябко передергивая плечами. Прислушиваюсь к тому, что происходит за дверью.

Тишина.

Интересно, Дамир еще спит?

Брезгливо морщась, я натягиваю на себя вчерашние вещи. Нет ничего более странного, чем надевать вечернее платье в половину восьмого утра, но какой у меня выбор? Не в футболке же Дамира ходить.

Забираю телефон, сумочку, на цыпочках выхожу в коридор и на мгновение замираю у двери его спальни: оттуда не доносится ни звука.

Спит.

Я делаю резкий короткий вздох, чувствуя, как сильно и взволнованно бьется мое сердце.

Я могу подождать, пока Дамир проснется.

А могу уехать, пока он не начал устанавливать свои идиотские правила и ограничивать мое передвижение. Хотя бы переоденусь в нормальную одежду и почувствую себя человеком.

Чем мне это грозит? Ничем. Журналистов в такую рань я вряд ли встречу. Все, что им было нужно, они могли наснимать еще вчера.

Решено.

Я осторожно, стараясь не шуметь, спускаюсь на первый этаж, иду в огромный холл с зеркалами на всю стену и обуваюсь. Входная дверь легко отпирается изнутри, я ее захлопываю, стараясь делать это максимально тихо, и сразу направляюсь к лифту. Вчера Дамир прикладывал какой-то чип к датчику, чтобы нажать кнопку нужного этажа, но вопреки моим опасениям, лифт без всяких чипов везет меня на первый этаж.