– А что, нельзя? – спрашивает она с вызовом. – Прости, я не думала, что это тюрьма, из которой выходить можно только по твоему разрешению.

– Прекращай чушь нести, – морщусь я. – Я просто отвык от того, что кто-то еще дома есть. И что этот кто-то вместо того, чтобы спать, шарится ночью по коридору.

Лера бросает быстрый взгляд на брюки от сегодняшнего костюма, которые я до сих пор не снял.

– Тебе, я смотрю, тоже не спится, – вздыхает она. – А что так? Угрызения совести мучают?

– Нет, работа, – резко отвечаю я, не имея ни малейшего желания рассказывать ей о своих проблемах. – А что?

– Да ничего. Просто я думала, ты уже спишь, – бормочет она, зябко передергивает плечами и обхватывает себя руками, словно пытаясь согреться. Или спрятаться. – Иначе бы не вышла.

– Дожидалась, пока я усну? – хмурюсь я, чувствуя неладное. – Зачем? Документы какие-нибудь хотела найти? Деньги? У меня все в сейфах лежит, можешь даже не пытаться.

Серые глаза уязвимо распахиваются, наполняясь острой обидой.

– Значит, такого ты обо мнения, – болезненно усмехается Лера. – А чего тогда наручниками к батарее не приковал, раз настолько не доверяешь?

Я не нахожусь, что ответить, а она вздыхает и устало добавляет:

– У тебя паранойя. Лечиться не пробовал? Я просто хотела попить. Ничего больше. Думала, может, на кухне что-то найду.

Я смутно вспоминаю, что в гостевой спальне действительно нет мини-бара. А еще сразу же всплывает воспоминание о том, что, когда мы жили вместе, Лера всегда ставила себе на тумбочку у кровати стакан с водой, потому что ночью иногда просыпалась от того, что хочет пить.

– Воду нужно? Негазированную? – зачем-то уточняю я, хотя и так знаю, что газированную она не пьет.

Лера молча кивает и нервно натягивает до колен край моей футболки. Она в ней выглядит настолько по-домашнему, что это отзывается где-то под ребрами неприятным тянущим чувством. Надо завтра дать ей водителя, пусть съездит за своей одеждой. Не хочу ее больше видеть в своей футболке.

Я отворачиваюсь и выдыхаю.

– Пошли, – говорю и разворачиваюсь в сторону своей спальни. Это проще и быстрее, чем спускаться вниз на кухню. К тому же, я не помню, есть ли там вода.

Лера, на удивление, не спорит, просто молча идёт следом.

Я захожу в свою комнату первым, направляюсь к мини-бару, достаю из него запечатанную бутылку воды, резким движением свинчиваю жесткую крышку и протягиваю бутылку Лере.

Она принимает, наши пальцы случайно соприкасаются, и в приглушенном свете спальни, ночью, это гораздо острее ударяет по нервным окончаниям, чем днем.

Я отдергиваю руку и сжимаю ее в кулак, чтобы не потянуться снова к Лере и не продлить касание. Это тяжело.

Я сейчас не в лучшем состоянии: уставший, вымотанный, а еще она тут в одной футболке, в двух шагах от кровати, такая вся мягкая, знакомая, вызывающая слишком много лишних воспоминаний…

– Спасибо, – тихим напряженным голосом говорит Лера и делает пару осторожных глотков.

Я молча слежу за тем, как движется при этом ее горло, нежное и трогательное. Смотрю, как блики от лампы отражаются в ее длинных темных волосах. Смотрю на рисунок теней на бледной коже. Смотрю и… ничего. Просто смотрю. Без всяких мыслей.

– Ты пил что ли? – внезапно спрашивает Лера, и я замечаю её взгляд на пустом роксе, так и оставшемся стоять около кресла.

– Сложный день, – пожимаю я плечами.

– Если не спится, лучше горячего молока с медом выпить, чем виски, – задумчиво говорит Лера. – Эффект моментальный, как у снотворного. Я после смерти мамы только этим и спасалась.

– Твоя мама умерла? – вылетает у меня вопрос быстрее, чем я успеваю подумать.