Остановившись возле умывальников, Вера придирчиво оглядела их, выбирая наименее истерзанный грязными каплями. Мысли вязли в глубине мозга и прятались подальше от широких ладоней в порезах.

Подальше от греха.

Злобно ткнув мыльницу в угол третьего умывальника, девушка уставилась в круглое зеркало, с досадой разглядывая вновь растрепавшиеся волосы.

Что же у него с руками? В следующий раз внимательнее надо посмотреть.

– Не будет следующего раза! – рявкнула Верность Другим – серьёзная особа, что представляла во внутренних прениях интересы материнские и шавельские.

Не будет следующего раза.

Рыжая вчера ясно сказала, что его аристократическая нога в первый и последний раз ступила на их грешную землю.

Думай лучше о том, как ослабить шавельскую удавку.

Спустя несколько минут Вера уже была закутана в уютный одеяльный кокон, но чувства под рёбрами всё продолжали свой митинг.

Хедлайнером сегодня была злость на себя.

Прокрутившись почти час, она наконец провалилась в нелепый сон.

Святослав Елисеенко в красно-чёрной клетчатой рубашке и с плотным мыльным пузырём вокруг головы гонял по центру города квохчущую тушёную курицу.

* * *

Новый день принёс с собой новые потоки свежего воздуха внутри солнечного сплетения.

С раннего утра Уланова активно перемещалась по циферблату часов, успев обратить внимание на тысячу и одно дело. Алгоритм работы с Хартией Вольностей на удивление чётко оформился среди тех же нейронов, что ещё недавно страдали от застёжек-липучек.

Нужно было лишь кое-что выяснить по правоведческой части.

Вот и повод.

Покрытые порезами пальцы под её любимой тарелкой возникали перед глазами всякий раз, когда в поле зрения попадалось что-то прохладное или колюще-режущее.

Широкие же плечи, обтянутые чёрной курткой, вспоминались при виде шкафов и холодильников. Душу терзало странное желание обзавестись чёлкой, чтобы так же изящно отбрасывать её назад. Слишком слишком! много места стал занимать Елисеенко в ряду её нестройных стремительных мыслей.

Не сказать, чтобы этому не способствовали куриные сплетни, наполнявшие их гадюшник.

Отчего же гадюшник, хотя. Ей нравилась её общага.

Если бы только не студенты, населяющие её.

Срочно требовался исправный фильтр: отбросить ненужные приятные размышления о стороже курицы и оставить в голове отвратительно нужные о хвалебном Диме.

Сбежать из мыслей, как сбежала тогда из кухни.

Сила поверхностного натяжения нейронов конкурировала с каплей воды на гладкой поверхности. Нервы натужно звенели от каждого звука.

Вера исправно улыбалась шуткам одногруппников губами старательной Верности Другим. Послушно ходила по излюбленным маршрутам к универу и из него. Медленно ворошила кедами груды оранжево-бурых листьев на тротуарах и подолгу глядела сквозь шелестящие на ветру золотые кроны, сощуривая один глаз и впуская в другой тихое октябрьское солнце. Останавливалась напротив окон исторических зданий, рассматривая расплывчатые контуры своего отражения в мутном стекле. Грела руки о пластиковые стаканчики с чаем, разбавляя холодный воздух аудиторий завитками пара. Старательно заполняла клетки конспектов чужими мыслями, что были признаны наиболее подходящими для картины мира студенчества. Смиренно мёрзла в актовом зале, дожидаясь своей очереди в потоке репетиций к грядущей ночи всех святых.

Однако Верность Себе прорывалась.

И порой в самые неподходящие моменты.

…Именно Верность Себе только что высунулась из-за спины Верности Другим и справедливо поставила границу нагло нахамила настырной дуре милой преподавательнице по фонетике.

Возмездие грянуло мигом: до конца пары