- Дурной? – мамаша Пуляр была невозмутима, как стена. - Ну что вы. Господин Синд – один из самых уважаемых людей в городе. И точно – самый богатый.

- Тогда…

- Простите, барышня, я тут не сплетничаю, а работаю.

Хозяйка отошла к другому столу, а я двумя руками схватилась за кружку с чаем. Что ж, узнала достаточно. Господин де Синд богат, знатен, у него шесть детей, и он – контрабандист. И последний факт он усиленно скрывает. Но почему – не протянете дольше месяца?

Я пила чай медленно, раздумывая, что делать дальше. Можно на последние монетки снять на ночь комнату, выспаться и завтра идти к господину Синду, наниматься в служанки. Но лучше бы не тянуть с этим делом. Вдруг приедет настоящая воспитанница монастыря? Хотя, господин де Синд обмолвился, что служанку ждут к новому году… Но вдруг пока я буду спать в гостиничной постельке, место будет занято? Не воспитанницей монастыря, так родственницей ехидного лодочника… А в доме у господина Контрабандиста мне будет тепло, не голодно, да и жалование на службе у богатого господина, наверняка, хорошее.

Только почему – не продержусь дольше месяца?..

Наверное, характер у хозяина – не мёд. Я сама видела, как он чуть не придушил лодочника. Но крутой нрав – не самое страшное, как я успела убедиться. Куда страшнее – подлость, хитрость, изворотливость. А господин де Синд не производил впечатление изворотливого подлеца. И, в конце концов, мне ведь надо быть служанкой. Скорее всего, он и знать про меня не узнает, я буду общаться только с хозяйкой дома – с госпожой де Синд. Наверное, ей непросто с шестью детьми. Решено. Отправляюсь сейчас. Только прежде надо кое-что сделать…

- Будьте добры, - снова позвала я хозяйку, и мамаша Пуляр подошла ко мне, попутно собирая со столов пустые кружки из-под чая, грога и пива.

- Что угодно, барышня? – спросила она.

- Скоро должны привезти мой багаж, позвольте оставить записку, - попросила я, - куда доставить вещи. Я указала кучеру ваш адрес, не думала, что найду дом господина де Синда так быстро…

Взгляд мамаши Пуляр ясно выразил, какого она мнения о моих умственных способностях, но тем не менее она любезно согласилась:

- Оставляйте, барышня. Я передам. За отдельную плату, разумеется.

- Разумеется, - подхватила я. – Не подскажете, где у вас чернила и перья? И лист бумаги, пожалуйста.

Конечно же, всё мне было предоставлено за «отдельную плату».

На меня посматривали с любопытством, но я устроилась в уголочке, заточила перо и принялась старательно и печатными буквами выводить на клочке бумаги: дом господина де Синда, возле маяка, доставить для…

Когда на меня перестали глазеть, я быстренько и совсем другим почерком – ровным, с красивыми завитушками на заглавных буквах, написала совсем другое письмо, подобрав для него лист бумаги почище.

«Храни вас Бог, господин де Синд! В ответ на вашу просьбу направляю к вам под опеку и охрану овечку Господню, нашу воспитанницу Элизабетт Белл. Она добрая, честная, прилежная и скромная девушка. Её документы пока останутся у меня, так как девушка намерена стать монахиней, и весной я бы хотела забрать её обратно. Зиму же, для проверки её душевной стойкости, барышня Белл с моего благословения проведет в городе. С молитвами и добрыми пожеланиями – настоятельница монастыря Святой Клятвы мать Бернадетт».

Я понятия не имела, как звали настоятельницу монастыря, но слышала, что оттуда разъезжаются гувернантки и воспитательницы по всему королевству. Очень удобно иметь в прислугах девицу воспитанную, набожную и… безответную, как овечка. Поэтому монастырь Святой Клятвы пользовался популярностью у богатых людей. Пусть теперь эта популярность сыграет мне на удачу.