Бондарь плеснул ещё коньяка в бокал, который я сжимала всеми десятью пальцами.

— А может, закусить надо? — слабо пробормотала я, уже немного ощущая на себе действие алкоголя.

— Люсь, вот сразу видно, что опыта у тебя нет, — проворчал Вадим. — Ну, кто же после первой закусывает?

— А разве у вас первая?

— А я вообще не закусываю. Хочешь шоколадку?

Я тихонько икнула и ответила:

— Хочу.

— Значит, выпей вторую, и получишь шоколадку.

— Это как-то нечестно…

— Всё, Люсь, поменьше разговоров — побольше дела. Пей.

Странно, но он казался прав: второй заход действительно дался проще, хотя горло всё равно свербело, а во рту осталась неприятная горечь. Однако шоколадная конфета исправила и этот эффект. Кстати, конфеты очень вкусные оказались. Я потянулась за второй, а потом за третьей.

На четвёртой Вадим меня остановил:

— Люся, — он нахмурился и посмотрел мне в лицо, — знаешь такую пословицу: между третьей и второй перерывчик небольшой?

— Нет, не знаю…

— Вот теперь знаешь. Это означает, что надо поскорее ещё выпить.

— Зачем?

— Как зачем? Мудрость народная так велит!

Я почему-то засмеялась. Не знаю, чего это мне так смешно стало. Вадим снова разлил коньяк и снова потребовал осушить бокал поскорее.

Что-то странное со мной происходило… Вроде бы я, а вроде какая-то чуть-чуть не я… В голове немного шумело. От усталости, наверное. И в сон потянуло. Что неудивительно — на часах почти полночь зияла. Я развалилась в лежаке, даже уютно было. Вадим что-то говорил. И мне казалось, я прям всё-всё понимаю. Кивала вроде ему, хохотала.

И тут он говорит:

— Люся, — очень серьёзно так говорит, без улыбки, — Люся, а хочешь твою днюху на Мальдивах справим? Ты на Мальдивах была когда-нибудь?

— Нет, — я снова засмеялась. — Это же далеко очень! Я туда не дойду!

Вадим опустил ладонь на мою коленку.

— Да зачем идти? — проговорил он задумчиво, и его пальцы скользнули вверх по моим колготкам, остановившись у края одолженной юбки. — На самолёте полетим. На самолёте-то когда-нибудь летала?

— Не, не летала.

— Правда?

— Правда.

Бондарь ещё чуть продвинул руку, и она заползла под чёрную ткань.

— А хочешь полетать?

— Хочу, — легко ответила я. — Только немного страшно.

— Нет-нет, ничего страшного. Это даже приятно.

Последовало новое движение.

— Вадим Сергеевич, а что вы делаете?

— Ничего. Разговариваю с тобой.

— Мне… — я чуть подвинулась в шезлонге повыше. — Мне… не очень нравится, когда…

— Когда — что?

— Когда вы так делаете.

— Да не беспокойся, Люсь, — хмыкнул Вадим. — Хорошо же сидим.

— Да, — сказала я, ощущая, что мне внезапно стало уже совсем неуютно, — но я, наверное, лучше пойду.

И я решительно скинула ноги с лежака, попыталась встать в полный рост, но это оказалось намного труднее, чем я себе представляла. Неожиданно пространство обрело некую гибкость — предметы начали то удаляться, то приближаться… Господи, да я же пьяная!

— Ну, куда ты собралась?

Вадим подхватил меня за талию, прижался ко мне всем телом.

Ой… Ой-ой-ой…

Я что-то почувствовала. Что-то… твёрдое, упирающееся мне прямо в живот. Мамочки…

— В..вадим Сергеич… Я…

Он прижимался всё сильнее. Его руки перемещались по всему моему телу, я не успевала сообразить, где они находятся в один момент и где очутятся в следующую секунду. Вадим жадно исследовал меня ладонями, сжимал почти до боли. Это было отвратительно. Мне хотелось его оттолкнуть, и я отталкивала, но силы были явно неравны.

— Ну, пожалуйста… ну, не надо… я не хочу...

— Хочешь, Люся. Ты ведь на Мальдивы хочешь? Полетать на самолёте…

— Не хочу. Не надо…

Я стала его колотить кулачками, но ему мои удары как слону пылинки — он не реагировал даже. Не знаю, как мы очутились у стены, но к тому моменту я уже билась серьёзно, как мне казалось. Однако Вадим умудрялся легко пресекать мои попытки сопротивления. И тогда я ощутила всего одно чувство, огромное и всеподавляющее, — страх. Он был липким, как потная кожа Вадима, скользким как его грязные руки, вонючим, как его смрадное дыхание.