Сердце стучало прямо в глотке. Аврелий похолодел всем телом так, что даже котон в его руках обмер и затих; не зная куда деваться, он подошел к колодцу и кинул туда собаку, тяжелую как куль с картошкой. Собака плюхнулась в воду, а Аврелий, закрыв калитку, убежал к себе и, только остановившись у двери в дом, увидел, как на коврике для ног разлегся довольный Рыжик.
– Да, Петро, я был идиотом. Безмозглым фуфелом. Даже не поинтересовался, что там с их псинкой в конце концов приключилось. Вообразил себе невесть что и, не разобравшись, ринулся делать дела. Это между прочим и на тебя сейчас похоже.
Гогман прищурился.
– Ты о Бирюлевых вспомнил?
– Пес у них был, котон. Помнишь, наверное.
– Так это твоя проказа?
Гогман неожиданно для Аврелия засмеялся.
– Реля, ты, конечно, глупец, но и пса они, по старости, давно хотели отправить на покой. Да, об этом случае много смеялись и даже окрестили Тоталом утопленников, в шутку, разумеется.
Аврелий слабо и бесцветно улыбнулся.
– Вон оно как.
Гогман приобнял Аврелия за плечи.
– Вот видишь, не так уж «твое» лучше «его». В сущности, это
две идентичных ситуации.
В кабинет постучались и зашел Коля Краков, секретарь на полставки у Гогмана.
Скептически оглядев Аврелия с Петро, он дернул усом и произнес, ужасно коверкая:
– Товарышы комбатанты,—Коля усмехнулся,—к вам Бырулевы пр-рыехалы. Некый Тарас, Марыя и третый, не запомныл-с его.
Бессознательное
– Аврелий, черт ты эдакий, сколько лет не виделись!
Тарас и Аврелий обменялись рукопожатиями.
Младший Бирюлев с тех пор изменился мало. Разве что поредела под столичный бриллиантин его знаменитая тюркская шевелюра, а на щеках, наоборот, отросли крысиные бакенбарды. В остальном же бледная личина Тараса с опухшим туфлеобразным носом и выдающейся вперед губой осталась прежней. Рядом с Тарасом встала Маша, тоже не особенно привлекательная, но серьезная женщина в курточке и длинной тяжелой юбке. Сзади пристроился Лапикур.
– Друзья, какая встреча!—развел руками Гогман.—Зайдем в дом—поговорим.
Вся делегация тут же закивала головами и пошла за Гогманом во флигилек, где он и решил ее на время устроить.
У порога их встретила сияющая, как вымытый таз, и, по всей видимости, заранее уведомленная Катерина.
– Здравствуйте!
Все пятеро прошли в гостиную. Расселись по диванчикам.
– Запоздали, запоздали чуток. Обещали днем,—улыбнулся Гогман, закинул ногу на ногу и подпер ладонью подбородок.—Ну-с, как вы были в Ашгате?
– Чудно были,—вздохнул Тарас.– Не помню, я вам рассказывал или нет? Нет, наверное. Толком не общались, вот только раз письмо вчера вечером отослал вам—а так, почте нашей нет доверия. На заводе по самую глотку достали опять бастовать. Как будто не хватило им первой революции! Год очухивались и вот опять начали! Сил моих больше нет. Так ведь и брюхо вспорют!
– Вспорют-вспорют,—добавил Лапикур.
– Всенепременно,—шепнула Маша.
– Так вы бежать собрались?
Все трое на вопрос Гогмана переглянулись.
Аврелий скривился. Тарас всю жизнь прожил в Ашгате среди дистиллированных граждан, о чем сам Аврелий, выросший в Недокунево, только мечтал. А сейчас Бирюлев бежит из столицы. Куда? Опять туда, где лучше.
– Приходится,—согласился Тарас.—Мы, честно говоря, не долго думали. В Ашгате жить невозможно. Половина собрали вещи и двинули из страны, пока правительство еще занято шашнями с Немчинией. Мы тоже решили. На водник сначала, а оттуда в Краслпорт. К вам заехали на денек, повидаться.
– Дерем когти, Петро,—вставил Лапикур.
– В Краслпорт,—прошелестела Маша и съежилась.
– Что ж,—Гогман сложил пальцы домиком,—в Краслпорте хорошие рестораны. Лучшие лобстеры на всем Альбионе, между прочим. Кстати, о еде,—Гогман кивнул Аврелию,– Рель, посмотри, приготовила что-то Катя или нет? Пора ужинать.