Я закрыл лицо, но коробки с детскими вещами все равно остались на месте. Вчера я заказывал эти штуки, принимал от курьеров и расписывался в квитанциях. Совал чаевые, словно хотел замять неловкость и откупиться; словно знал, что всего через сутки, пока моя жена в роддоме, я буду думать о девушке, которую вижу впервые.

Пока я размышлял таким образом, дверь во двор снова хлопнула, и девушка, которую я уже не надеялся увидеть, появилась снова. Она переоделась. Кеды, красный рюкзачок, джинсы: теперь это был другой человек, и этот человек быстро удалялся.

Я выключил свет и спустился на улицу. Где она? Силуэт вспыхнул в конце улицы и снова исчез. Я пошел следом. Мимо прудов и дальше в подземный переход. Снова по переулкам. А вот и здание. Она входит в дом, который выглядит необитаемым, с виду это настоящий бетонный бункер. Однако дверь существует; выкрашенная черной краской и потому незаметная, она открывается, если нажать кнопку и произнести нужное слово. Теперь видно, что за спиной у охранника широкая лестница. Низкие потолки делают ее похожей на спуск в подземный переход, но нет – ступеньки выводят в большой и даже высокий зал. Шарообразные лампы освещают кирпичные стены, на одной из которых висят огромные чернобелые фотографии, а на другой мерцает экран. Он висит над сценой, обрамленной большими черными динамиками, а сверху – штангой с прожекторами. Потолок поддерживают узкие колонны, но людей в зале так много, что невозможно разглядеть, где и как эти колонны упираются в землю; отсюда, с лестницы, вообще кажется, что они парят в воздухе.

Люди в зале танцуют молча. Пары неравные, вот пожилой кавалер ведет юную девицу, а рядом дама со студентом или девушка с девушкой. А этот парень вообще один и обнимает невидимую партнершу. Все они теперь замерли. Опустив головы, они так же молча ждут новый танец. В наступившей тишине слышны дыхание и звон посуды за барной стойкой. Наконец вступает музыка, и пары приходят в движение.

Это танго, и огни прожекторов отбивают такт. На стене ритмично вспыхивают тени, пары кружатся. Разворот и поддержка, и снова шаг. Как смешны и трогательны их неуверенные, старательные движения; как серьезны лица, словно они решают сложное уравнение. Как неловко задевают друг друга спинами и локтями, и даже сбиваются с такта, после чего замирают на секунду, чтобы поймать ритм, – и начинают танец снова.

Девушка выскользнула из служебного помещения и села на дальнем конце стойки. Бармен кивнул, поймав ее взгляд, и посмотрел на красный рюкзак. Девушка улыбнулась в ответ и опустила в пиво один за другим несколько кубиков льда, а потом тщательно раздавила лимон. Пригубила. Отодвинула. Достала книгу. Раскрыла.

Я выждал несколько минут и незаметно подсел к ней.

– Привет.

Но она, не отрывая глаз от книги, тянула пиво.

– Эй! – Коснулся.

Девушка вздрогнула, подняла лицо. В серых глазах мелькнул испуг.

– Можно вас?

Она посмотрела на бармена, а потом, словно желая скрыть замешательство, соскользнула с табурета.

Мы смешались с толпой.

– Как тебя зовут?

Но она все так же безучастно смотрела в сторону.

– Ты меня не узнаешь?

Та же реакция. Ее рубашка была надета на голое тело, и я чувствовал, что ее худые лопатки как будто живут своей жизнью. Во время танца я мог спокойно изучить ее лицо. Широкие скулы, острый подбородок. Глаза немного сужены, но когда она откидывала голову, был виден их южный округлый очерк. А через секунду передо мной снова непроницаемый взгляд человека, который готов ускользнуть или напасть.

Музыка кончилась, но пары продолжали движение. Они расклеились, только когда вспыхнул свет. Моя девушка смешалась с толпой у барной стойки. Постояв немного в опустевшем зале, я тоже поднялся по ступенькам – и присвистнул: люди за стойкой общались на языке жестов. Они были глухонемые.