Тот громко позвал, ему не ответили. Осторожно вставляя ноги в петли лестницы, боцман нехотя полез наверх по скользкому борту. Застучали сапоги по палубе. Стихло. Гребцы переговаривались вполголоса. С кормы послышались шаги. Над поручнями выглянул Эстебан Гомес.

– Капитан пожаловал?  – узнал он баска.

Элькано отвернулся.

– Послали список проверить,  – пояснил боцман.

– Вижу, не командовать! Ты зол на меня, Себастьян? Брось, всякое бывает! Впрочем, я не навязываю тебе дружбу. Дуйся, сколько хочешь! А лучше поднимайся ко мне, накормлю похлебкой.

Элькано гордо разглядывал бухту.

– Дважды предлагать не буду. Наша еда лучше арестантской.

На палубе появились матросы, заскрипело подъемное устройство. Бочонки загремели по доскам. Работа спорилась. Из каюты вышли сытые кормчие Мафра и Сан-Мартин, пальцами ковырявшие в зубах.

– Чего сидишь, Себастьян?  – позвал Сан-Мартин.  – Лезь к нам!

– Бочки проверяю,  – сухо ответил кормчий.

– Не пропадут,  – поддержал Мафра.  – Сколько возьмем, столько и отдадим, еще своих добавим, ведь основное продовольствие у нас,  – похлопал рукой по борту, как по полному животу.  – Давай быстрее, пока суп не остыл!  – добродушно пригласил баска.

– Запиши в счетные книги,  – заколебался Элькано, глотая слюну и прислушиваясь к голодному желудку.

– Сочтемся,  – согласился Мафра.  – Погости у нас до вечера, потом мы отправим тебя на «Консепсьон»!  – предложил штурман.  – Сыграем в карты, кинем кости…

– Весело живете,  – не желая того, баск поднялся со скамьи.

– Не жалуемся. Наша очередь ремонта не скоро наступит. Вы-то много черпаете?

– Качаем ведрами,  – вновь садиться было неловко, Элькано направился к лестнице.

– Сильно течет,  – посочувствовал Сан-Мартин,  – нет людям покоя. Гремя цепями, кормчий неуклюже взобрался на борт.

– Похудел,  – Мафра оглядел гостя с ног до головы.  – Челюсть торчит, на щеках косточки выступили. Болел?

– Немного.

– Грудница?

– Простуда.

– Пошли, расскажешь в каюте!

– Диего,  – вспомнил Хуан,  – передай на корабль: мы задержим арестанта. Он поработает здесь до вечера.

И повел Себастьяна в теплое нутро каравеллы.

Давя чавкающий под ногами рыхлый снег, маленький отряд с «Тринидада», в кожаной одежде и полудоспехах, под предводительством молодого Гальего пересекал плоскую равнину, огороженную низкими холмами. Разведчики походили на оловянных солдатиков, бредущих по чистому фарфоровому подносу Они шли долго и утомительно. Липкий мерзкий пот тек из-под шлемов по лицам, раздражал под фуфайками немытые тела. Утратившие парадный блеск мечи мешали движению, копья волочились по земле, цеплялись за камни. Большую неприятность доставляли щиты. Их вешали на мечи и копья, клали на плечи, тащили на руках, привязывали за спиной, гроздьями нанизывали на копье, и двое солдат, сгибаясь под ношей и стараясь ступать в ногу, плелись за остальными; отчаявшись, бросали на землю, волокли на ремнях. Щиты не скользили, вгрызались в мягкий снег, вязли. Еще несли аркебузы, два тяжелых мушкета с упорами, запас продовольствия и кастильское знамя, чтобы попутно присоединять к Испанской короне бесчисленные сахарные холмы с редкой колючей растительностью.

– Больше не могу!  – взмолился Леон. Он снял морион, протер взопревшее лицо. Короткие черные волосы итальянца блестели капельками пота.  – Здесь нет людей, зря ищем туземцев.  – Матрос взял пригоршню снега, с удовольствием пососал, облизал пальцы, поймал стекавшую влагу.

Васко поднял руку. Дюжина людей повалилась на землю, беспорядочно расшвыряла оружие.

– Отшагали две лиги,  – с гордостью или с сожалением заметил старший по возрасту Эрнандес, выпячивая тупую челюсть и скребя поседевшую бороду.