– Успеем!  – Мигель прижал сумку к ногам.  – Убьем зверя, сварим похлебку, а это добро не будем переводить.

– Господь осуждал жадность,  – баск проглотил обильную слюну – Дай хоть крошечку!

– Отстань.

– Внутри крутит,  – взмолился Педро.

– Ты тощий, а ешь за двоих,  – упрекнул Мигель.

– Разве я виноват, что от холода хочется кушать?

– Скоро пройдет. Сильнее греби – согреешься!

Педро продолжал выпрашивать сухари, но боцман отвернулся и замолчал.

– Люблю похлебку,  – мечтательно произнес Диего.  – Мясом пахнет, пар идет… Бросишь лавровый листик, а запах!  – шумно потянул носом воздух.

Матросы почувствовали вкус варева.

– Надо добавить крупы,  – посоветовал Филиппе, принюхиваясь крупным носом к супу и глядя подслеповатыми глазами на боцмана.

– С крупой вкуснее,  – одобрил Диего.

– Соли не забудь,  – уныло вспомнил Николай.

– И луку,  – подсказал Филиппе.

– Осенью лук съели,  – вздохнул баск.

– Тогда почисти чесночок,  – предложил Филиппе.

– Чеснок помогает от скорбута, врачи берегут его,  – отказался Диего.

– Нам бы головку,  – жалобно произнес Педро.

– А вина хочешь?  – улыбнулся Диего.

– Хочу,  – признался Педро.

– В корме полный анкерок.

– Врешь, там вода.

– Сам видел, как баталер наливал. Правда, Мигель?

– Правда,  – кивнул боцман.

Забыв весло в уключине, Педро пополз на четвереньках в корму. Друзья захохотали. Матрос поднялся на ноги, вернулся на место.

– Не стыдно тебе?  – пристыдил сидящего рядом Диегу.

– Нет,  – простодушно промолвил испанец.

– Кушать хочется…  – заныл баск.

– Снимешь похлебку с костра,  – продолжил Диего,  – в котелке булькает, шипит… Крышку откроешь…

– Перестань!  – взмолился Педро.

– Не зуди!  – возмутился Мигель.

У берега льдины встречались чаще, образовали у кромки воды белые живые поля, шевелившиеся на поверхности океана. Льдины сталкивались, терлись краями, крошились на мелкие прозрачные куски, расползались, создавали плавучие острова, выходили на песок, оседали и таяли. Слышалось легкое постукивание, хруст, плеск воды, поглощавшей куски льда, снизу прозрачного, а сверху мутного, со снежными шапками. Поднимавшаяся приливная вода выносила глыбы на берег, где они срастались на камнях в причудливые монолиты. Между ними набивалась масса мелкого льда, образовывала заторы, неровные стены с диковинными башнями сказочных крепостей. Среди фантастических нагромождений попадались припорошенные снегом и утоптанные птичьими лапами ровные площадки.

Ледяной город искрился светом. Белизна слепила глаза, растекалась по побережью. Голубоватые, зеленоватые, розоватые изломы вспыхивали в лучах низкого солнца. На снегу темнели спинки пингвинов, занятых чисткой шубок, размахиванием крылышек-плавников, выяснением отношений с соседями. При приближении лодки «гусята» гурьбой бежали на край льдины, ныряли в воду, пронизанную коричневым цветом галечного дна.

Иногда на открытых пространствах попадались тюлени, лениво возлежавшие стадами, реже – по одному или парами. Вожаки поднимали головы, ревели, шевелили усами, будто принюхивались. Месячное общение с людьми научило их осторожности. За непуганым зверем моряки уплывали далеко от залива, где первые дни охотились на берегу.

Заготовители заметили стадо, повернули лодку, начали пробиваться через льдины в бухточку рядом с ним. Тюлени спокойно глядели на моряков. Шлюпка растолкала льдины, коснулась гравия, мягко зашуршала по камешкам, врезалась в грунт. Матросы выпрыгнули на берег, вытащили ее из воды. Достали со дна копья и увесистые колотушки, обитые железными полосами с крупными шипами. Взвалили оружие на плечи, побрели вдоль кромки льда, стараясь быть невидимыми для стада.