– Ты не тем занимаешь, Джи, – многозначительно выдохнул Моха, и его губы приблизились к её губам. Мне всё же придётся поцеловать тебя, чтобы ты смогла переключиться на тест. Нам надо активировать твоё тело, ты совсем, похоже, забыла, как это делать.

– Да, я…

– Не сопротивляйся, – его губы приникли к её губам. – Закрой глаза, – шептал он, продолжая её целовать, – Джи, помни, сегодня я твой капитан, доверься мне. Сделай глубокий вдох, – приказал он. – На выдохе расслабься. Когда я досчитаю до десяти – открой глаза.

– …десять! Где мы?

Открыв глаза, она застыла в оцепенении. Над водой поднималась фиолетовая дымка, воздух казался пьянящим, морозным и таким вкусным, какой бывает только в горах. Она жадно вдохнула и огляделась по сторонам. Высоко над головой все также светили лучистые звёзды, но они стали больше и ярче. Они лежали в термальном бассейне. Моха, как и обещал, держал Джи за руку.

– Обоняние – пункт первый. Чувствуешь, Джи? С него всё начинается, – не открывая глаз, сонно проговорил он.

– Да, – кивнула она, – ощущая лёгкую эйфорию. Хотелось дышать глубже, интенсивнее, больше. Воздух пьянил, от него кружилась голова и во всём теле появилась небывалая лёгкость. Букет ароматов разрастался с каждым мгновением, с каждым вдохом. После пакетированного воздуха Мегаполиса этот воздух казался божественным. Она чувствовала себя заключённым, выпущенным на свободу из удушья тюремных стен после долгого срока. Запахи множились, они плодились и разрастались, они извивались в пазухах её трепещущей носоглотки.

– Ты выбрала хорошее место, Джи, чистое, мне нравится здесь, пожалуй, запомню его, – пробормотал Моха.

Разговаривать не хотелось. Слова отвлекали от ощущений, а Джи хотелось полного погружения. Глубина ощущений и возможность прочувствовать собственные пределы манили её.

Запах гор, замёрзших подо льдом сонных рек, прелой хвои, смолянистых стволов исполинских сосен проникали в черепную коробку всё глубже и глубже. Морозными иглами они вонзали жала своих ароматов в её восприятие, рождая негу во всём теле. Запахи ползли, клубились и медленно таяли, тёплыми волнами удовольствия расходясь по всему телу. Способность обонять, как будто расширилась до многокилометрового радиуса, и только лишь когда коктейль леса и гор окончательно впитался в сознание, внимание её нюха с периферии сместилось к центру. Приглушённый дух сероводорода, клубящихся парами горячей воды – запах источника. А вот этот тонкий аромат трав, иссушенных зноем, растущих на обрывистых уступах, ведущих к морю, этот аромат исходил от него. К этому букету примешивалось что-то ещё, ей незнакомое, новые ноты, возбуждающие чувства предельной телесности, вызывающие вожделение.

– Тела обычных мужских существ пахнут иначе – выделениями и химией, – подумала она, и ещё раз потянула носом воздух, искоса глядя на безмятежное лицо Мохи, неподвижно застывшее в рассеянном свете луны . – Удивительное существо, – возмутилась она, – как он может быть таким отрешённым, когда такая ночь над нами!

Вот, запах нагретых источником камней, запах глины и песка, вот запах зелёной травы, замёрзшей, но ещё живой под снегом. Она повернулась к нему, раздувая напряжённые ноздри. Казалось, лёгкие разорвутся от желания вдохнуть и вместить в себя всё, что предлагает этот ночной оазис и существо, оказавшееся совсем неслучайно в непосредственной близости от неё. Пришла новая волна его аромата, и её накрыло желанием. Стихийно, мощно, неотвратимо.

– Я больше не могу! – возбуждённо прошептала она, – твой запах сводит меня с ума, не замечала его раньше, а теперь ни о чём не могу думать кроме, пожалуй… шоколада!