В свою очередь в основе фрейдистской концепции мифа находится три базовых тезиса:

1. Параллелизм сна и мифа.

2. Частое совпадение мировосприятия сумасшедшего с картиной мира первобытного человека: «Душевнобольной и невротик сближаются… с первобытным человеком, с человеком отдаленного доисторического времени»265, что демонстрирует фиксацию социокультурных запретов в рамках Сверх-Я и влечет за собой вытеснение неконтролируемых желаний на уровень бессознательного.

3. Изучение мифа есть не что иное, как выяснение его скрытых мотивов инстинктивного свойства, искусственный отказ от которых и влечет за собой рождение мифа: «Потребность в создании и пересказывании мифов обусловлена отказом от определенных реальных источников наслаждения и необходимости компенсировать их фантазией»266.

В этом контексте в работе «Тотем и табу» он анализирует феномен мифотворчества в контексте генезиса человеческой культуры, видя в табу одну из первооснов оформления феномена мифотворчества. При этом ритуальные практики и предписания, а также мифология, по его мнению, являются первыми этикообразующими конструктами, символизм которых скрывали бессознательные инстинктивные желания и влечения, которые были вытеснены механизмами социального контроля в виде регулятивов и запретов. Таким образом, мифология выполняла в условиях становления социальной организации в эпоху неолита   основную социально-психологическую функцию – сублимацию энергию либидо, что обеспечивало сдерживание деструктивных импульсов области бессознательного, сохраняя и поддерживая культуру.

При этом Фрейд в первую очередь концентрировал внимание на психоаналитике мифа, нежели на проблеме его зарождения. Тем не менее его осторожные характеристики специфики зарождения мифа нашли отражение в трудах фрейдистов, его последователей: К. Абрахама, О. Ранка, Г. Закса и пр., рассматривающих миф как выражение бессознательных ассоциаций и побуждений эпохи детства народов, которые содержат «детские желания народа», именно те желания, которые он привык всегда отодвигать на задний план»267.

В целом эпоха пангерманизма породила волну интереса к рассматриваемой нами проблеме в виде изучения комплекса ментальных стереотипов и архетипов массового сознания германских народов, что повлияет на развитие юнговской теории архетипов268 как концентрированного выражения заката эпохи позитивизма. Трактовки К.Г. Юнга стали определяющими для комплексного восприятия пространства, наполненного особым содержанием – архетипическими структурами. К.Г. Юнг строит свою аналитическую психологию на основании концепции коллективного бессознательного как субстрата коллективной психической жизни, проявляющегося на двух взаимосвязанных, но качественно различных уровнях: индивидуально-личностном и коллективном, трансперсонально бессознательном (Фрейд признавал существование только первого из них). Индивидуально-личностное бессознательное образует лишь поверхностный слой бессознательного, является вытесненным или забытым и в любой момент может быть легко осознанно. Но в мире бессознательного есть надындивидуальный, трансперсональный уровень, не выводимый из личностного опыта – коллективное бессознательное.

В исследовании «Воспоминания, сновидения, размышления» он утверждал: «Коллективное бессознательное присуще всем, оно лежит в основе того, что древние называли «связью всего со всем»»269. Важным этапом развития данной теории можно считать теорию мономифа Джозефа Кэмпбелла270, заложившего основы сравнительной мифологии, активно прослеживающейся в развитии экранной культуры, базирующейся на заполнении определенного пространства контекстами и смысловыми характеристиками мифа, формируя особую циклическую конструкцию. Это опирается на идеи румынского историка Мирчи Элиаде, констатирующего стремление многочисленных сообществ возвратиться к мифологическому прошлому