– Росанна Барбьери, – кивнула лавочница, а Пеппо улыбнулся с безыскусной теплотой:

– Кабы не Росанна, ничего бы не вышло, брат. Это все ее затея.

Девица с укором покачала головой:

– Да будет тебе. Всего-то хлопот – строку черкнуть да в Сан-Марко прогуляться. А уж упирался – словно я его под венец волоком тащу. Гордец, видишь…

Пеппо бегло потер лоб, заметно смутившись, а Годелот ухмыльнулся:

– Мона Росанна, вы на редкость даровитая актриса. Слышали бы вы, какой разнос мне учинила наша кухарка! Боюсь, мне придется в знак прощения выпросить у вас ленту и повязать на дублет. Иначе не видать мне сегодня ужина.

Росанна вдруг нахмурилась:

– Не смейте! Не смейте глумиться над этой женщиной. Мне очень неловко перед ней. Она сама потеряла сына, и я попросту невольно сыграла на ее горе. Охотно дала б вам хоть десять лент, если бы это хоть немного ее утешило.

Годелот осекся и прикусил губу.

– Я и не думал глумиться над Филоменой…

Но Росанна лишь отрезала:

– Я вернусь в лавку. Вам есть о чем поговорить. Отец вернется только к вечеру. Ведите себя тихо, а я буду шуметь.

– Не беспокойся, – сказал Пеппо, и лавочница выпорхнула за дверь.

Годелот задумчиво поглядел девушке вслед.

– Я этой прелестной заговорщице не по душе, – с ноткой обиды отметил.

Падуанец примирительно хлопнул его по плечу:

– Дело не в тебе. Росанна недолюбливает военных. И, признаться, меня это очень выручило в свое время.

Шотландец отвел глаза от двери и долго молча смотрел другу в лицо. Ему казалось, целые годы прошли со дня их последней встречи, так много всего вместили эти полтора месяца. В кладовой было полутемно, только свет одинокого фонаря, стоящего на бочке, рассеивал мрак. Но и в этом скупом свете Годелот видел, как изменился Пеппо. Еще жестче стала складка губ, еще упрямее прорисовались углы нижней челюсти, новый рубец прорезал щеку, из-за пояса виднелась кинжальная рукоять. А ведь прежде он просто хранил басселард среди прочих пожитков.

Пеппо молчал с непривычным спокойствием, хотя по всем традициям уже давно должен был огрызнуться: «Чего глазеешь?»

Годелот вздохнул, нарушая тишину:

– Вот что, брат… Мне до смерти хочется без затей поговорить с тобой о добрых временах, когда мы могли браниться сорок минут кряду, а потом вволю подраться, не оглядываясь через плечо. Но это придется отложить. Давай-ка, рассказывай все сначала. С того самого дня, как расстались. А потом я все выложу. Иначе только запутаемся. Со мной столько всего случилось…

Пеппо усмехнулся:

– Давай на спор, у кого сказка страшнее. Проигравший угощает.

Годелот фыркнул:

– Идет!

Росанна хлопотала в лавке, невольно прислушиваясь к порой доносящимся из кладовой голосам и приглушенным вспышкам смеха. Она была чрезвычайно довольна собой и успехом своей авантюры. Хотя стоило признать: труднее всего было уговорить на нее Пеппо.

– …Нет! – твердо отрезал оружейник, скрещивая руки на груди. Он явно разозлился. Но Росанну было нелегко сбить с толку.

– Почему нет? – терпеливо спросила она, словно обращаясь к ребенку, отказывающемуся сменить рубашку. Губы Пеппо дрогнули.

– Почему? Изволь, я объясню. Потому что один человек всего лишь угостил меня на ярмарке выпивкой. Он мертв. Другой человек предупредил об опасности. Он… Она заперта в монастыре. Еще один взял меня в попутчики. Теперь он ходит прямо по углям и не знает, что будет завтра. А теперь одна девица хочет по доброте душевной устроить мне встречу с ним прямо у своего родного очага. Я уже не говорю об Алонсо, который, похоже, всерьез убежден, что восьми лет на свете ему вполне достаточно. Продолжать?