Гнар нашелся у телеги, тяжело привалившись к колесу, держа на коленях голову Томаса. Он тяжело, с хрипами дышал, на бледном лице выступили капли холодного пота. Одного взгляда на молодого барона хватило, чтобы понять, что тот давно и безнадежно мертв. Рубашка под доспехом пропитана кровью, полуоткрытые глаза невидяще уставились в пространство. Заметив меня, Гнар зашелся в кашле, выплюнул сгусток крови.

– Вот и все, а? Не думал, что все закончится так…

– Мне жаль. – Я опустился перед ним в пыль, коснулся плеча в погнутом доспехе. – Прости, что не сумел помочь.

– Ты сумел… – он снова закашлялся. – По крайней мере, мы выбили всю шайку, а?

– Да, я сумел, – ответил я сумрачно. Вколоченные академией умения и инстинкты снова вытащили меня там, где погибли опытные и закаленные воины. – Хочешь, чтобы я передал что-нибудь?

– Нет… Разве что это… – он вытащил из-под тела Томаса сумку, протянул мне. – Тут письмо от покойного барона Дарнарда, передай его… Пусть знают, что род прервался, пусть пришлют на его земли, пока не началась драка между соседями.

Я взял сумку, задержал руку на латной перчатке:

– Я мало знал тебя, Гнар, как и молодого барона, и Хому, но уверен, что мы стали бы добрыми товарищами.

Он уже не кашлял, просто тихо хрипел. Услышав мои слова, он усмехнулся, кивнул, соглашаясь. Последними его словами стало:

– Встретимся по ту сторону.

Спустя неделю на закате в небольшой торговый городок через центральные ворота въехал барон Томас Ромм собственной персоной. На крупном вороном коне, в легком доспехе такой тонкой работы, что уже стал украшением, а не защитой, он поглядывал по сторонам надменно и с плохо скрываемым любопытством. К седлу заводного коня были приторочены мешки с припасами и выщербленный щит с молнией на голубом фоне, одним видом показывающий, что его хозяин не увиливает от драки. Остановившись у постоялого двора, барон соскочил с коня, бросив повод подбежавшему мальчишке, распорядился:

– Коней накормить, мешки бросишь в комнату, понял?

Тот кивнул, торопливо унесся. Я поднялся на высокое крыльцо, дверь скрипнула петлями, выпуская густой запах жареного мяса и немытых тел. В этот час все столы были заняты. Кузнец с опаленной бородой, пестро одетые люди в углу, мужики, пришедшие поорать и подраться. Отдельно ото всех сидел крупный коренастый мужчина в добротной куртке, которая была ему явно мала. Растопырив локти, он обгрызал кабанью ногу, поглядывая по сторонам с недобрым весельем. Я протолкался к нему, уселся на лавку напротив, стальные наручи грохнули в столешницу. Мужчина поднял тяжелый взгляд из-под черных кустистых бровей, проревел:

– И какая это собака смеет тревожить благородного барона?!

– Насколько вижу, никаких собак тут нет, – ответил я миролюбиво. – Наверное, вам мерещится, слишком много выпили… что это, пиво?

– Пиво пусть пьют бродяги! Благородному барону не пристало лакать помои! Это вино!

– Уговорили, барон. – Я сделал знак пробегающему мимо половому. – Еще вина мне и моему другу. И вымой кружку!

Для убедительности я приподнял ножны, покачал, половой тут же исчез и почти тут же появился, неся поднос, на котором стояли два пузатых кувшина и кружка.

– Изволите отобедать?

Я с подозрением осматривал кружку – не просто ли он ее намочил? – отмахнулся:

– Тащи. А вы, барон… как вас там, уже закончили?

– Еще и не начинал! – барон швырнул кость за спину, довольно рыгнул: – Для всяких безродных бродяг мое имя Север Магатт, барон Семихолмский!

Ухватив кувшин за горло, он наклонил его над своей кружкой, полилось темное вино. Я наполнил свою, поднял: