Я кивнула, а мать разрыдалась. Ее полное тело сотрясали искренние рыданья. Тетка вздыхала и говорила о том, что я могу за племянниками ухаживать. Не всем же семьи создавать… Грустно им было, а мне весело. Не знаю даже почему. Наверно, находясь на линии Атаки, я поняла, как тесен наш мир. И никакими книгами я не расширю его. Надо научиться ходить как Лоцман в другие миры… Но он другой. Не человек. Совсем нет. Неведомое создание, о котором я ни разу не читала и не слышала. Знали ли об этом деды? Наверняка. Только скрывали. Наверно, нельзя говорить о том, что Лоцман тоже иногда бывает слаб. Но каково это – умирать и возвращаться?.. И тут нить моих рассуждений окончательно потерялась в мурашках ужаса.

Как-то раз во дворе по дороге в курятник меня поймал Тим. Он изменился за последний год. Из рыхлого толстячка начал превращаться в худого и нескладного подростка. Тим выхватил из моих рук два тяжеленых ведра с кормом и молча пошел кормить кур. Мне оставалось только плестись за ним следом.

– Что еще нужно сделать?

Я села на тюки с сеном и показала на поилку. Так в то утро Тим сделал за меня всю работу в курятнике. Потом, кое-как отдышавшись, он подошел ко мне и сказал, взяв за руку:

– Ты очень хорошая, Милка. Я бы с радостью женился, но деды против. Говорят, ты порченная. Бабка-знахарка немоту не вылечит, а твоя неумелость вошла в поговорку…

Несмелая улыбка была ему ответов. Милый парнишка не знал грамоты, я не могла написать ему записку, оставалось жестикулировать. Я пожала ему руку со всей сердечностью.

– Останемся друзьями? – догадался Тим. Я закивала и выдавила «Ааа», это была вместо «да».

Внезапно он меня обнял. Это было неожиданно. Погрузившись в его тепло, я прикрыла глаза и обняла в ответ. Мы долго так простояли. Я прислушивалась к мерному перестуку чужого сердца. Я прочитала много романов и ждала подобного момента, представляя неземное волшебство. Вот только в реальности мне захотелось чихнуть и захихикать. Я сдержалась, сделав глубокий вдох. Он был истолкован превратно. Тим наклонился ко мне и поцеловал. Вот тут девичье сердечко не выдержало, поплыло. Я еле устояла на ватных ногах и схватила Тима за плечи, крепко вцепившись в тело. Он охнул и отступил со словами:

– Нет, дальше нельзя… Прости… Прости меня, Мила… Милая.

Тим выбежал из курятника. Куры проводили его самым презрительным взглядом, каким только они умеют. А я села и разрыдалась. Я его не любила, но обидно чувствовать себя отверженной. Так и умирает душа. Человек должен быть хоть кому-нибудь нужен.

Под конец лета я отважилась сходить к Лоцману. Я была должна за тот разговор, который у нас с ним состоялся перед Атакой. Принято приносить еду, но меня бесполезно учить готовить, поэтому я ушла на день в дальний уголок леса за редкими белыми грибами. Их могло найти только чутье опытного грибника. Хорошо быть невидимкой, никто не спохватится, сколько бы я не пропадала по лесам…

Как на заказ секретная полянка выстрелила большим семейством белых грибов. Их не успели надкусать черви, поэтому я набрало полное лукошко. Гордая своей добычей я пришла к Лоцману. С облегчением я увидела нормального подростка. Он опять сидела у коряги на берегу реки, прислушиваясь к чему-то за горизонтом. Страж всегда наготове. Мерзкие враги не дремлют и всегда голодны.

Лукошко с поклоном поставлено на почтительном расстоянии. Карие кошачьи глаза весело глянули в мою сторону:

– Ты ничего мне не должна.

Я промычала нечто похожее на «Еее ааавоо оооите». В переводе это значило «все равно возьмите».

– Возьму, – Лоцман понял. Он все и всегда понимал. – Люблю белые грибы, особенно жареные с картошкой. Присоединяйся, давай угли раздуем, посидим, поедим.