Он любил ее за маленькие ножки и широкий, полный страстного дыхания нос, за все женское и все мужское, нежность и мудрость.

– Нафтита, – сказал он мечтательно, – человек бывает счастлив?

– Если беден.

– А если богат?

– Никогда!

– Если могуществен?

– Только любовь делает его счастливым. Любовь – это знамя над палаткой.

– Ты сама это придумываешь?

– Отчасти.

– Кто же помогает тебе?

– Все женщины вселенной.

Он поднял брови: дескать, как это понимать? Фараон, когда это было выгодно, всегда поднимал брови. Притворяясь непонятливым.

– Ты меня хорошо понимаешь, Ахнаяти, – сказала царица. – Когда я думаю о судьбе Кеми, у меня кости делаются как вода. От страха перед будущим.

Его величество поднял брови еще выше.

– Перед будущим? – вопросил он.

– Да.

– Почему же, Нафтита?

– Разве ты это знаешь хуже меня?

Он кивнул.

– Хуже?

Опять кивок. Ее величество развела руками. Она не могла понять: серьезно это или шутка?..

– Ты замечаешь? – продолжала царица. – Ты замечаешь, что с каждым новым месяцем все хуже складываются наши беседы? Может, я мешаю тебе? Или есть у тебя друзья преданнее? Или они любят тебя больше, чем я?

Она заглядывала ему в глаза. Вычитывая в них ответ правдивый – пусть жестокий, но правдивый.

Фараон улегся на спину. Голова его по-прежнему покоилась на ее коленях. Он сказал, эдак глядя в пустоту разверзающихся небес:

– Что известно тебе, Нафтита, о случае, описанном в древнем папирусе времен Сенусерта Первого? Странный то был случай и весьма поучительный.

– Что ты имеешь в виду?

Фараон глубоко вздохнул. Он сказал:

– Да будет тебе известно, Нафтита, что, по свидетельству мудрых, в давно прошедшие времена случались удивительные происшествия. Это сейчас ничему не дивятся люди. Они привыкли ко всему. А ведь человек не может жить не удивляясь. Утром он дивится свету божества, в полдень он дивится течению реки, а вечером – свету звезд. Так вот, в те далекие времена, когда в Кеми жили люди, способные удивляться, некий житель пустыни встретил говорящего льва.

Царица усмехнулась:

– Говорящего льва?

– Представь себе! Говорящего человеческим голосом. И не обычно, как на рынках и площадях, а наречием особенным, обличающим в нем книжника.

– Лев – книжник?!

– Да, Нафтита, чего только не бывало прежде, в благословенные старые времена! Этот лев встретил пустынника и сказал ему: «Вот я перед тобой!» На что мудрый пустынник ответил: «Так же как и я перед тобой». Лев стал на задние лапы, чтобы подняться повыше роста человеческого. И крикнул: «Вот я каков!» Человек помедлил с ответом. Этот лев не очень пришелся ему по нраву. И человек сказал: «Уступи дорогу». Он сказал: «уступи», – а разве не было дороги слева и справа, сзади и спереди? В пустыне, где песок, – везде дорога. Лев казался озадаченным. Казался смущенным…

– Смущенный лев?! – весело сказала царица. – Воистину, только в те незапамятные времена случались подобные чудеса!

Его величество не обратил внимания на ее смех – немножко взвинченный, слегка искусственный. Его увлек лев, говорящий человеческим голосом, и пустынник, пытающийся одолеть зверя силою ума своего. И он продолжал:

– Снова повторил пустынник: «Уступи!» Задумался лев и пропустил. Он сделал шаг в сторону, и пустынник гордо прошествовал вперед. Своей дорогой. И даже не обернулся… Ты знаешь, что стало со львом?

– Нет.

– Догадайся.

Она запрокинула голову:

– Лев съел пустынника.

– Почему ты так решила?

– Лев же!

– Ну так что же? Лев, а смышленый. Вроде нашего Пенту…

– …или этого верзилы Хоремхеба.

– К слову сказать, верзила нас обороняет.

– Ты в этом уверен?

Фараон снова вскинул брови, точно они были у него на веревочке.