— Как ррразговариваешь, мерррзавец? — побагровевший от ярости урядник принялся лапать кобуру на поясе.

— От и мне таку байку рассказывал: та я ж, звычайно, не слухав! Так они давай вдвоем меня бить, що у-у-у-у! — Юхим принялся раскачиваться, подвывая от жалости к себе. — И руками, и ногами, почитай, до смерти забили, ироды кляти!

— Повторяю! — возвысил голос отец. — Что вы делаете в моем имении и моем доме?

— Ишь, завзятый какой: уж попался, а все россказни рассказывает! — Урядник стал вовсе похож на свеклу — такой же багровый и надутый. — Имение это почтенному Остапу Степановичу принадлежит, об том у нас каждому известно.

— Кто такой Остап Степанович? — неожиданно поинтересовался отец у мужиков с дубинками.

— Большой хозяин… — растерялся от вопроса мужик. — Усей волости нашей благодетель.

— И что же этот благодетель? Купил имение? — удивился отец.

— Никак нет-с... — вмешался второй мужик, помоложе. — Вроде как намереваются… С акциону-с…

— Остапа Степановича придется огорчить, — усмехнулся отец. — Имение на аукцион выставлено не будет, поскольку пожаловано мне.

— Это кто ж у нас казенные имения жалует? — насмешливо хмыкнул урядник.

— Государь-император, — пожал плечом отец.

Урядник аж притопнул каблуками, невольно вытягиваясь во фрунт… и тут же спохватился.

— Еще и государя к своим воровским делам приплел! А бумаги на имение у тебя в тех штанах остались, которые ты надеть позабыл, босяк?

Урядник победно покосился на подчиненных, предлагая оценить остроумие. Угодливо хихикнул лишь Юхим. Мужики с палками растерянно переминались, а несчастный владелец шашки лишь потел да постанывал, когда шашка тюкала его по темечку. Но опустить руку не решался.

— Митя, подай саквояж! — скомандовал отец.

Митя шумно выдохнул, только сейчас обнаружив, что не дышит. «Надеюсь, это отвратительное недоразумение сейчас и разрешится». Он аккуратно, бочком двинулся за саквояжем.

— Стрельте, Гнат Гнатыч, малого стрельте! — вдруг пронзительно заорал Юхим, и урядник, словно подхлестнутый, выдернул паро-беллум из кобуры… и прицелился в Митю:

— Кидай пистолю, ворюга, не то хлопца твоего пристрелю!

Митя замер, оцепенело глядя в черный зрачок дула. Зрачок глядел ему в лоб: холодно, точно, безжалостно, а толстый, красный, покрытый мелкими волосками палец дергался на курке при каждом вопле урядника.

«Но я же не могу умереть! — растерянно подумал Митя. — Вот так…».

Лицо отца закаменело… паро-беллум ни на дюйм не отодвинулся от груди его пленника.

— Пан урядник! — вдруг заголосил мужик, что помоложе. — Поглядите вы те бумаги, може, и правда новые хозяева приехали?

— Тю, дурный! Голяком? — возмутился Юхим.

— Я в лакеях служил, панов во всяком виде видал, и голяком тоже!

— Справди, пане уряднику! — взмолился мужик с шашкой. — Бо мочи вже нету так-то стоять!

— Погляжу! — продолжая целиться в Митю, с глухой угрозой процедил урядник. — Кидай пистоль да ложись на пол, чтоб я и руки, и ноги твои видел, тогда и глядеть буду! — легким движением дула указывая, куда отцу ложиться, распорядился урядник.

Митя с надеждой воззрился на отца: сейчас тот сдастся и ляжет, урядник отведет зловещий ствол, и желудок перестанет дергать ледяной судорогой, а юркие струйки пота катиться по спине. Даже если обозлившийся урядник и стукнет отца разок… сам же потом лебезить и извиняться будет.

Снова короткая гримаса, едва заметно дернувшийся уголок рта… и отец только плотнее прижал паро-беллум к груди своего пленника.

— Ах так… — зловеще процедил урядник, и его палец начал сгибаться… Курок сухо и отчетливо щелкнул в тишине…

— Брось паро-беллум, убийца! — раздался повелительный окрик… и из коридора в залу снова ввалилась толпа. Еще одна. И впереди опять мужик с шашкой наголо!