Потом пришли взрослые. Мужчина в засаленной куртке, с пустым взглядом и бутылкой в руке, остановился, уставился. Его взгляд скользнул по ее фигуре, задержался на открытых, все еще совершенных линиях шеи, декольте, скрытого под грязными лоскутьями платья. В его глазах вспыхнул не интерес, не восхищение, а похоть. Голая, хищная, примитивная. Он лизнул губы, сделал шаг к ней.

«Эй, фарфорочка… потерялась? Пойдем, я тебя… согрею…» – его голос был хриплым, пропитанным синтетическим алкоголем. От него пахло потом и перегаром.

Ирис почувствовала ледяной укол страха в животе. Она попыталась отойти, но путь ей преградила другая фигура – женщина с изможденным лицом и глазами, полными зависти и злобы.

«Куда это такая чистюля прется? Ищешь клиентов? Здесь наши мужики дешево не платят!» – она плюнула на асфальт у ног Ирис. Плевок был густой, желтоватый.

К Ирис приближались. Дети смеялись громче. Пьяный мужчина протянул руку, чтобы схватить ее за локоть. Запах его, его взгляд, его намерения были осязаемы. Это была не презентация перед Хранителями, где она контролировала ситуацию. Это была угроза. Грязная, физическая, не знающая правил.

Агрессия. Не сдерживаемая ничем. Ирис, движимая чистейшим инстинктом самосохранения, рванулась вперед, проскочив между пьяным и женщиной. Она бежала, не разбирая дороги, спотыкаясь о мусор, чувствуя, как грязь прилипает к босым ногам (ее безупречные туфли остались где-то в вентиляции). За спиной раздались крики, смех, пьяное ругательство. Камень шлепнулся в лужу рядом с ней. Ее не преследовали всерьез – она была лишь диковинкой, развлечением на вечер. Но ощущение того, что она – предмет, объект насмешек, похоти и агрессии, впилось в нее глубже камня.

Она бежала, пока не уперлась в глухую стену какого-то склада. Спряталась в глубокую, вонючую нишу, заваленную мусорными мешками. Дышала прерывисто, сердце колотилось, пытаясь вырваться из груди. Физическая слабость, которую она сдерживала адреналином побега и яростью схватки, накрыла ее с новой силой. Жгучая боль вернулась в суставы – локти, колени, пальцы горели, будто их натирали наждаком. Каждый вдох давался с трудом, легкие горели от грязного воздуха. Голова кружилась. Она чувствовала, как ее волосы, потускневшие и грязные, словно стали тяжелее. Как кожа под слоем грязи теряла последние следы упругости, становясь просто… кожей. Хрупкой, уязвимой.

Она посмотрела на свои руки, сжатые в кулаки. Микротрещины на ногтях казались глубже, темнее. Фаза 1 была в полном разгаре. Без «Эликсира» ее тело неумолимо начинало разрушать себя. И здесь, в этом враждебном мире, не было Стабилизационного Зала. Не было Опекающих с их шприцами. Не было спасения. Только боль, страх и гниющая вокруг реальность.

Ирис прижалась лбом к холодной, влажной стене. Запах плесени и гнили заполнил ноздри. Шум Нижнего Города обрушивался на нее со всех сторон – грохот, крики, музыка, вой сирен где-то вдалеке. Это был не Эдем Хранителей. Это был ад. Ад для тех, кто не принадлежал к элите. Ад для таких, как она теперь.

Она была «Лимонной Каймой» в мире грязи. Сияющим артефактом на помойке. И ее сияние, ее главное оружие и проклятие, здесь привлекало только насмешки, похоть и камни. А тело, ее искусственно созданное, совершенное тело, предавало ее, медленно разваливаясь изнутри.

Первые слезы, горячие и горькие, смешались с грязью на ее щеках. Это были слезы не только страха и боли. Это были слезы абсолютной потерянности. Она вырвалась из золотой клетки, чтобы оказаться в клетке из грязи, страха и собственной умирающей плоти. Мир за стенами «Эстетики» оказался не свободой, а другим видом тюрьмы. Более жестоким. Более реальным. И, возможно, более смертоносным.