Уже вечерело. Единственное что сейчас волновало Эйгера, это одолевающее чувство, будто он был вырван из своей реальности. А все те, кого он потерял на самом деле сейчас были где-то в другом мире. Без него. Ему хотелось в это верить, ведь пусть лучше не будет одного его чем всех тех, чьи лица и голоса, их смех и шутки, он будет помнить пока однажды воспоминания не растают, оставив сгорать его разум в последней мучительной агонии, проклиная весь мир, не в силах уже вспомнить тех кого любил.

Если Эйгер не ошибался, то до комиссариата было пару часов с учётом надвигающейся грозы. Он упал обессиленный на колени. Пара часов – это слишком долго.

Собравшись с тяжелыми мыслями Эйгер отстранился, представляя всё происходящее как не с ним случившееся, будто наблюдая со стороны случайного проходимца, ставшего свидетелем судьбы человека попавшего в горе которому не было пределов.

Эйгер вожделенно молил, чтобы всё это случилось с кем-нибудь другим, а он проснётся от кошмара зная цену своим родным.

Чтобы Эйгер хоть как-то смог прийти в себя его отвезли подальше от усадьбы.

Это было старинное здание-восьмигранник с защитными контрфорсами, с расходящимися каскадом террас, с бойницами в башне на шестом этаже. Когда-то здесь располагался форт, затем золотохранилище. Уже после смены власти золото переместили, а место выкупил местный чинуша и основал небольшой посёлок с пригородным отелем, рестораном, пекарней и собственным ипподромом с трассой, пролегающей среди строений форта, отчего это место всегда притягивало странствующие взгляды неуклонно множа число приезжих, а в скором времени и вовсе постоянных клиентов. Именно из-за этой активности перед бывшим фортом Эйгер и опоздал… И это была вторая причина почему ему до сих пор никак не удавалось сосредоточиться. За первую причину он винил себя, что согласился с предложением Алли предложить сыграть свадьбу в своей усадьбе.

В яркий кабинет, отделанный дорогими сортами дерева, покрытого глянцем, вошёл статный человек в синей форме. Почтенное лицо офицера на мгновение приняло удивлённый, угрюмый вид. Повесив фуражку, ловкими шагами преодолевает длинный кабинет, в былое время, рассчитанный на заседание дюжины офицеров, а в позднее время: кабинет главы охраны. На стенах сохранились картины тех времён, преисполненные ярких паттернов вразрез чёткости образов: словно из иной реальности через наполненный воздух осколками витража, глядели люди, судя по мундирам, какие-то важные шишки, большего Эйгер уловить не мог.

– Трифон Кайнарх. Мы общались по телефону, – тишину прошиб голос привлекая внимание Эйгера витающего, где угодно, но не здесь и сейчас.

Усталое лицо, средняя седина, пышные уши, бакенбарды, впалые щёки, ничем не примечательный нос. Пронзительные серо-голубые глаза сочетаются с его потрёпанной формой: в образе следователя отчетливо читались годы опыта проведённые на острие внимания.

Пока потерпевший разглядывал пришельца словно из другого мира, в котором ничего ужасного не могло произойти по одной простой причине, что он этого бы не допустил, и как бы в доказательство этой мысли, тот уже успел приготовиться к допросу: сел в кресло напротив, разместил кожаную папку на краю стола, достал чистые формуляры, дорогую, явно подарок, коллекционную ручку с витым узором и изящным пером.

Эйгеру не успели разместить в отдельной комнате с личным кабинетом, а посему дворецкий Клавдий Горх предложил мастеру Дименсо на время допроса занять кабинет своего мастера, редко заглядывающего в эти края.

– Я помню, – выдавил из себя поседевший человек отдалённо напоминающий Эйгера Дименсо, словно брат близнец – идейный наркоман, с тяжелой судьбой, обделённый смыслом жизни.