– Да. Несчастные случаи, – издав тихий смешок, проговорила Эртон, а сама едва сдерживалась, чтобы не выгнать из дома языкастого Дженкинса.

– Может, я действительно рублю с локтя, и кто-то из организации выстрелил в твоего отца случайно? – начал предполагать Майкл, каждой своей фразой унижая себя в глазах Шелби всё больше и больше. Он переметнулся на сторону потенциальных подозреваемых быстрее, чем предполагалось.

– Мне надо подумать. А сейчас не мог бы ты уйти? – слова сорвались с губ раньше, чем полицейский успел загнать себя на самое дно беспросветной ямы. Она еле удержалась от очередного скандала, грозившего лишить её последнего союзника в этой сложной ситуации. Хотя поддержкой здесь даже не пахло.

– Хорошо. Как только решишься, позвони мне. Помни, Шелби, я всегда буду на твоей стороне. Тебе нужно пройти только одну самую сложную ступень. Дальше будет легче, – болтал без устали Майкл, пока шёл к двери.

Он не останавливался, потому что чувствовал спиной доводившее до дрожи присутствие обозлённого человека. Чтобы не волноваться, мужчина решил бессовестно списать всё на усталость и раздражительность из-за страха за близкого человека, поэтому старался хотя бы напоследок поддержать девушку.

– Не бойся, мы обязательно спасём твоего отца.

– Надеюсь. До свидания, – дочь шерифа смогла только изобразить на своём лице подобие улыбки и тут же закрыла дверь за мужчиной, запирая ту на защёлку.

Она сама себя не узнавала: от злости, поднявшейся внутри неё так внезапно и быстро, хотелось кричать и ломать всё, что попадёт в поле зрения. Первой жертвой этой неодолимой ярости стал картонный стаканчик, оставленный на столе. Девушка тут же схватила его и сжала пальцами так сильно, что оставшийся на дне кофе пулей вылетел из лопнувшего дна, покрывая ладонь тёплым, липким из-за сахара напитком. Она хотела вылить его прямо на лысину полицейского, мечтала об этом с самого начала обсуждения глупого плана. А ведь совсем недавно она считала его родным человеком.

Следующим страдальцем стал клетчатый плед, лежавший на диване, вызывающий не меньше отвращения, чем недавно произнесённые слова. Навязчивые мысли о том, что на ткани остались следы ненавистной женщины, приводили в бешенство. Шелби, на удивление, могла себя контролировать, поэтому просто положила памятную, дорогую сердцу вещицу в стиральную машину. Дверца захлопнулась слишком громко, и, казалось, она слетит с петель, зато плед избежал более ужасной участи. Забив порошком ячейку до самого верха, Эртон отбросила тяжёлый пакет так, словно он был пушинкой.

Вслед за ним на пол упала и она. Колени болели, но на них не обратили совершенно никакого внимания. Девушка затряслась от переполняющих её чувств, схватилась за пульсирующую голову, оттягивая короткие волосы. Смесь отвращения и отчаяния давили на её плечи и спину, заставляя её склонить голову чуть ли не до пола. Шелби хотелось кричать, плакать так громко, чтобы избавиться от клубка из негативных эмоций, которые она сдерживала внутри из последних сил. Короткие ноготки сами тянулись к бледной груди, больно царапая кожу, будто так можно было разорвать грудную клетку и выпустить скопившиеся там неприятные чувства.

В какой-то момент она, подняла голову, выпрямила спину, замерла и уставилась на стиральную машинку, наблюдая за крутившимся в барабане пледом. После истерики в голове стало необычайно пусто и легко, и мозг будто на время уснул, а вместе с ним и тело. В себя Шелби пришла, когда раздался прерывистый писк, оповещающий о том, что стирка закончилась. Бледные руки с покрасневшими кончиками пальцев потянулись к ручке серой круглой дверки, затем к мокрой ткани, которая приятно холодила натёртую кожу.