Еврейская Старина. №2/2019 Евгений Беркович

Редактор Евгений Михайловиич Беркович


ISBN 978-5-0051-0032-0 (т. 2)

ISBN 978-5-4498-8613-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Альманах


«Еврейская Старина»


№2 (101) 2019

Редактор и составитель
Евгений Беркович
Художник
Дорота Белас
Еврейская Старина
Ганновер 2019
«Старина ― категория не времени, а качества: всё когда-нибудь станет стариной, если не умрет раньше»
© Евгений Беркович (составление и редактирование)
© Дорота Белас (оформление)
Еврейская Старина
Ганновер 2019

Ганс Гюнтер Адлер

Стихи из концлагеря

Переложение – Виктор Каган

(продолжение. Начало в № 4/2018 и сл.)

Из цикла «терезинские зарисовки»

1942
пленный
щербатый рот разрухи
зияющими зарубками
сводящего с ума насилия
стирает жизнь в порошок
сердце хочет свободным странником
унестись за ветром
но душа зажата
в когтях развалин
жалкая
она ютится
во власти преступников
выстрадывая день за днём
коченея от холода
отчаянно плутуя
и не давая радости
согреть её
она замирает
потерянной бродяжкой
в грязи безумных гримас и подозрений
под деловитое перешёптывание
грёз и рока
растлевающих её
в убийственно неисцелимой битве
барак №7
воздух
сочится раненым светом
и прилипает к стенам
в вялой блёклости давящего чада
корчатся брошенные на солому тела
под изнурительность перебранок
над мутью булькающего варева немощных жалоб
колдует отвращение
надтреснутый хрип двери
мы гнёмся под тяжкой ношей пожиток
и всего что на душе
расталкивая
сдавленные крики
появляется упитанный господин
кривая печная труба
деловито прокладывает ему
дорогу сквозь месиво тел
лица и жесты
размываются неуверенностью
робкий шёпот воздетых рук
бельё из-под завязок сочится на пол
опадающими знамёнами
в пёстрый горошек
удар
кружащего в духоте запрета
молитвы роятся вокруг свечей
тупой нож
вгрызается в чёрствый хлеб
король червей кроет
игроки хохмят
под запоздалое хлюпанье усталых башмаков
и грохот упавшей ложки
слова сбиваются в блёклый ком сна
барак боязливо валится
в ледяной бессильный покой
клетушки
в набитых кишках стен
ворочается месиво едва прикрытых тел
шатаются в чаду живые мощи
отвислые губы на потерявших себя лицах
бесплотная плоть
доски животов
чад набрякает пóтом
гложущей грызущей отёчной кучи
дрожащее забытьё
выхаркивающего боль кряхтенья
опухшие жруны жадно глотают
сухие хлебные корки
и тупо пялятся в сумерки
между столбов
растерянно ползает пыль
раны сочатся кровью шелушатся
в плесневеющей перхоти
спотыкаясь волокутся часы
скрюченные горем руки
роют пустоту
давящий кошмар хриплых голосов
сползающий со смолёных нар
где ворочаются в лохмотьях
измученные тела
твоих товарищей по несчастью
придушенные стоны едва теплятся
зовом мольбы в пустыне
кандальники
толпа одиноких
жалких
нищих
измордованных борьбой душ
возвращается домой
в стылую натугу ночи
где в тайных ловушках
гибнут ростки надежды
не оставляя шансов
этой земной слизи
в её беспредельном позоре
и оплёванной Божьей воле
в прокисшем распаде
правит бал непотребство
зачатое яростно раздирающим
собственную плоть
буйным в своей слепоте
безумным миром
который расплачивается
жалкостью иллюзий
прорастает терновыми колючками зависти
мажущей дёгтем подозрений всё чистое
душащей бессмысленным огнём
и бешеными удавками своеволия
росток и зерно
распад и разрушение стирают в пыль
судьбы втиснутых в вагон
приговорённых к смерти
лишённых свободного света небес
солнечной короны в зените дня
они жертвуют собой
отрекаясь от Бога
который не делит с ними эту пытку
и позволяет этой свихнувшейся ораве
кануть в смертельных одеждах
вопросы
1942—1943
новый год 1943
о Светозарный
мы скитаемся в твоей тени
где утекающая сквозь пальцы цель
погружает в грёзы
путая свой след
где дурманящий свет
крошится в осколки
запирая нас в темнице мозга
пока не опустится
безлюбая и постылая тьма
восстань пред нами
в победном шествии света
над убожеством
нашей роскоши
давимые путами
влачим мы из-под палки наш труд
в страхе и нищей корысти
ты можешь это видеть
но едва ли поймёшь
ибо тебя дурачат
напоминания об иллюзиях
с которыми ты распростился
ничто доброе здесь больше не живёт
не может жить
оно кануло в мертвящую бездну
куда мы влачимся
безвестными жертвами
тебе
не снисхождения
не благословляющего дыхания
мы ждём от Тебя
в горестной тревоге
но раскрытой ладони и пути
смотри
так стоим
так висим мы
на волоске судьбы
заброшенные дети твоего сияния
сгорая в огне озноба
и дышим бедной памятью
в песчаном тумане
твоего
последнего рассеяния
покойнику
что тебя мучает
что ещё заботит
ты предан земле по кусочкам
со всеми твоими желаниями
ты не знаешь об этом
и не встретишь утро
стынут останки
застывшего сердца
взгляд стекленеет на разделочном столе
нож терзает палёную плоть
срам трепеща от страха
прячется в мошонку
отрава пищи пристыла к нёбу
долото в набитой руке
долбит кости
врач заканчивает
доказательства налицо
и он выносит приговор
твоим останкам
принесенный в жертву
вспоротый
ты лежишь
неузнаваем в своих муках
ты завершил земной путь
но не отстрадал
тень минувшей судьбы
отражается в тебе
что ты знаешь
терпеть ли тебе вечно
к чему могила
если земля пухом
твои долги
понесёт потомок
твой застывший образ
окаменеет на его лице
забвение на задах покойницкой
забвение в куче хлама
вырванные у скорби взгляд или фраза
на корточках сидит суета в платье праха
стыдливо падает на колени
давясь пылью
гнилая зависть в скупо мерцающем свете
захлёбывается уродливой песней
вытряхивая в одну кучу
пожитки ушедшего страдальца
фаянс
хлеб
шёлк
забвение
с ползающими в нём тенями
от пугающих факелов
с хрустом разбегаются крысы
на крепостном валу
утешением над жалкой могилой
полощутся флаги
раскопанный склон желтеет одуванчиками
мямлящее изнеможение тянется из могилы
помянуто и забыто
отлетают предчувствия
море огней грезит
о сказочных путях
забвение
прильнувший к земле платок
горе прячась от самого себя
кричит от голода
над полной извести и трупов бездной
за ним шут верхом на хромой кобыле
втаптывающей копытами мёртвых в прах
последняя судорога
последний едва слышный спор
немое время вот-вот утечёт в песок
забвение улетит с ветром
оставив лишь знак
бегство покоя
покой бежит
мир в угнетённом мире
не находит ни времени ни места
радость пускается в побег
отдых отравлен
разгул в лесу
дубовые стволы расщеплены
и валятся под топором палача
в страхе разбегаются куницы
покой бежит
ах всё бежит что тихо тянется
жирный дым стелется над лугами
зачем жестокая песнь воина
грохочет в летнем саду где цвели розы
буря бушует
в сухой крапиве
ручей кипит
разливается озером
покой бежит
поле брани в гнилом поту
ржавеют мечи и орала
крик летящей ласточки
вспарывает куст-калеку
старая мельница трещит
в сгустках коптящего дыма
буйство одичавших трав и колосьев
торчащая в пустоте яблоня
покой бежит
из мира угнетенья
и друг и враг обречены
радость уходит в побег
безутешно плачет поле пепла
на голой земле
обезображенной
грабежом
огнём
убийством
только вспугнутые страхом
робкие жалобы
замирают в ночи
на краю пропасти
одряхлевшее отрешённое существо
не нужное больше никакой родине
ты боязливо осматриваешься
не решаясь преданно избрать смиренный путь
в давно удавленное время
путь на котором ты был ещё чист и праведен
как теперь
тебе обессиленному
исцелиться
пóлно
что могут тебе запретить
эти с пеной на губах
стой
призови своё мужество
прекрати
ты приносишь себя в жертву истязателям
так усмири это
харкающее из бездны безумие
так осмелься
и распрямись
чего ты хочешь
тени крадутся сквозь часы
корчится в полуобмороке
страдание Творца
претерпевая
когда-то счастливую игру работы
а теперь
в горькой мути одиночества
ты сплошная болящая рана
ты уже покойник
способен ли ты ещё
восстать с одра несчастья
парад катафалков
дребезжащие катафалки
качаясь тащатся сквозь город
сквозь пыльные толпы
сухой осенней листвы
холодно и тупо
пялятся безобразные бабы
усталые и потерянные
люди-лошади тянутся
сквозь мёртвый город
спотыкаясь на ухабах
кряхтя скрипя
ковыляют повозки
битком набитые
сваленным в кучу
измятым в безумной узде
хламом трясущихся скалящихся тел
тянем переулками
плесневелый червивый хлеб
за нами
за вереницей мертвецов
голодные
сквозь ночь
тянутся
в своём проклятом полёте
вороны
молчание
это ослепшее от страха существо
назвать которое человеком можно только солгав
слепо выползшее из безвестности на свет дня
потрясённо смотрит
на убогий и богатый мир
и в своей нужде не прочь
силой присвоить чужое
и чудо из чудес
как оно шурша шёпотом копошится
прилежно громоздя убогие богатства
как прекрасно они сияют
пока всё не запаршивеет не усохнет
и в смертельной усталости не рассеется
как дым
прежде чем выросли холмы пепла
сверкнул взгляд
но кто отважится читать в этом взгляде
лишь верящий в счастливый побег глупец
который вернёт его в сознание
удастся ли это хоть однажды снова
что это за нечто или ничто
вот вопрос
но всё молчит
между времён
заглядывая в себя
возвращаясь к основам и истокам
вглядываясь в дали прежнего
похоронившие в себе
беззаботно дремавшие радости былого
подчиняясь указующему персту
ныряя в текущие издревле потоки
ясно осознаю
что я мечтатель
знаки настоящего неразличимы
разглядишь ли
что превращает манию и позыв
в желание и стремление
мысль бурлит и вдруг унимается
тишина вливается в громкую песню
поступь вечности непостижима
и сегодня
хранит черты моего преданья
взгляд стремится
сквозь даль ночную добрести
до сияющего замка
чтобы в будущем
отважно перебросить мост через пропасть дней
на золотых цепях
пылающих дрожа
как пальцы ухватившись за грядущий день
так и живу в ученьи постигать
что мечты своим расцветом
обязаны росткам
преданность
ничтожность прощаний