Она продолжает эту мысль, утверждая, что сорокалетнее блуждание народа следом за Моисеем по пустыне было единственным, что прощалось евреям. И только потому, что блуждали они по пустыне, никому не нужной, кроме них самих. А как только они из нее вышли, то сразу стали всем мешать. С тех пор занятие ими даже самого малого жизненного пространства, считается определенной частью человечества агрессией с их стороны. То есть они начинают «догонять», как и остальные народы. А это уж им никак не позволено! Один из корней антисемитизма в этом, считает моя мама. Она даже идет дальше!

Мама утверждает, что главной, тектонической платформой антисемитизма, то есть тем, что им постоянно движет, как земной корой, является обычный низменный прагматизм, исходящий как раз не из еврейской нации, а, напротив, целиком направленный против нее. И это даже на примитивной бытовой почве. Евреев подвергают обструкции, говорит мама задумчиво, потому что они…, то есть мы…, очень продуктивная нация. И, прежде всего, в творческом смысле, хотя и в демографическом тоже не на последнем месте. Это ее слова! Не мои! Мама развивает эту мысль: евреям дают возможность организовать нечто уникальное, с точки зрения других народов, а потом изгоняют их и присваивают себе все плоды. Что это, как ни прагматизм в самом циничном своем выражении! Особенно, если помнить, каким образом, иной раз, запредельно трагичным, осуществляются эти акции еврейской сегрегации. Но, с другой стороны, считает мама, это и есть искреннее, пусть и драматичное, признание еврейской национальной талантливости.

– Даже превосходства! – говорила мама и поднимала к верху палец и бровь одновременно.

Я попытался с мамой спорить, но мне не хватало аргументов, потому что ее аргументы носили серьезный исторический характер. Исключительный, с точки зрения логики! Она обращалась к истории человечества, в которую вплетались все трагедии «великого народа». Стоило где-нибудь (в Европе ли, в Азии, в Африке) разрастись еврейской диаспоре, как тут же начинались погромы. Единственным достижением в приобретении евреями своего временного дома мама считала «полосу оседлости» в императорской России. Она полагала, что это было уютной, тихой станцией между двумя крупными стоянками: Израилем и Израилем. Мама была страшно благодарна России за это. А вот разные там Америки, Бельгии и прочее она считает всего лишь милыми полустанками.

Это меня всегда жутко возмущало!

– В тебе говорит русское имперское мышление! – орал я в запальчивости спора, – ну, какие полустанки! Да там куча евреев! Им там рады, если хочешь знать! Они свободны в передвижении и в выборе профессии. А «полоса оседлости» – это гетто! Это позор! Сегрегация! Русская революция во многом совершилась как раз из-за этого! Евреев загнали в самый дальний угол, а, как известно, в таком случае «страшнее зайца зверя нет»!

– Ты глуп! Во-первых, угол был не дальним! Украина и Польша – чудесные, плодородные земли, и люди…, люди в своей массе, там добрые и участливые…

– Три миллиона евреев в Польше казнили с попустительства этих добрых и участливых людей! И еще не известно, сколько на Украине! – продолжал я негодовать.

– Молчи! Дай сказать матери! – хмурилась она, – Во-вторых, русскую революцию совершали не только евреи, но и латыши, и поляки и даже сами русские.

– И цыгане, и армяне, и грузины…, – перебивал я, – По той же причине, как и евреи.

– Ты сам себе противоречишь! – упрямо твердила мама, – Если евреи и приняли участие в революции в силу своей активности…, иными словами, стали «догонять», то им это, в конце концов, и поставили в вину, и это же у них и отняли. То есть совершили акт низменного прагматизма против них. Загляни теперь в какой-нибудь приличный отдел кадров и спроси, носатый ты мой, есть ли у них место для тебя. Раньше бы было, когда не ясна еще была общая перспектива, а теперь – нет. Потому что перспективу мы в этой стране и открыли. Мы сами во всем виноваты!