. Древнегреческая мысль представляет собой особенно яркий образец того теоретического самодвижения в поле философских проблем, с формированием новых категориальных моделей и смыслов, о котором говорилось в гл. I, и эту ее особенность, обеспечившую совершенно уникальное место философии в духовной жизни Древней Греции, необходимо постоянно иметь в виду для понимания эволюции античного стиля мышления, начиная уже с мифологической, предфилософской стадии.

Исключительно важное место в мировоззрении древних греков, в развитии стиля мышления античной науки занимают представления о Вселенной и ее познании. Переход от вавилонской астрономии к древнегреческой выглядит как переход от одной интеллектуальной дисциплины к другой. Хотя грекам, как и вавилонянам, были свойственны безудержные космологические и космогонические спекуляции – с ранних мифов вплоть до значительно более поздних и зрелых натурфилософских систем, в древнегреческих представлениях о Вселенной постоянно сохраняется наблюдательная основа, и чаще всего спекуляции заключаются как раз в том, чтобы успешно подогнать онтологические выводы, дедуктивно развиваемые из каких-то натурфилософских принципов, к наблюдаемой картине Вселенной.

В древнегреческой мысли пиетет перед успехами вавилонской астрономии приводил не просто к бережному сохранению и развитию вавилонского астрономического наследия, но и к ассимиляции его в натурфилософии – до такой степени, что в древнегреческой науке мы постоянно наблюдаем своеобразную вращенность астрономии в натурфилософию. К. Поппер обращает внимание на то, что поскольку основная задача философии – познать мир, то уже это сближает философию с космологией, и в условиях Древней Греции развитие досократической философии предстает как развитие науки100. В отличие от Вавилона и Египта, астрономия в Древней Греции служила пищей для деятельности не жрецов и пророков, а философов. Последних практические проблемы волновали значительно меньше, чем незаинтересованное, чистое, возвышенное знание, что, впрочем, вело к таким серьезным издержкам, как утрата на длительное время традиции астрономических записей.

С. Тулмин считает, что греки были эффективными предтечами современной науки, но, конечно, не в научных теориях и даже не в ответах на определенные научные вопросы, а в самих вопросах101. В древнегреческой астрономии научная мысль не удовлетворялась чисто предсказательными задачами, переходя к попыткам объяснений. За бесконечной сменой дня и ночи, времен года, здоровья и болезней, жизни и смерти пытливый ум древнегреческих мыслителей требовал искать вечные, неизменные принципы, лежащие за изменчивым потоком внешнего опыта и направляющие его. Как замечает Ф. Даннеман, само понятие природной закономерности пришло прежде всего из астрономических наблюдений102. Вместе с тем наблюдений, накопленных античной наукой, было более чем недостаточно для выполнения главной задачи, выдвигаемой античной мыслью – создания системы, объединяющей в общей картине человека и Вселенную. Подобная установка, в условиях того образа жизни, который вела рабовладельческая аристократия, и сопутствующей общей интеллектуальной атмосферы, создавала особенно благоприятную почву для самых дерзких умозрительных спекуляций, направленных на выведение «космоса» из предзаданных философских принципов. Впрочем, с другой стороны, это стимулировало оригинальность мышления, столь характерную для Древней Греции. По наблюдению Ф. Энгельса, спекулятивная «созерцательность – это тот недостаток греческой философии, из-за которого она вынуждена была уступить место другим воззрениям. Но в этом же заключается ее превосходство над всеми позднейшими метафизическими противниками»