Солдаты заржали.

– Я этих ублюдков бы давно выкосил вместо тупых рейдов с юристами, – продолжил он. Всё к этому шло.

– Есть закон, и мы – его исполнители, – повторил Метис.

– Если суть не в провидении и желании достичь мечты человечества о вечной жизни, то по факту это только искра от пламени, – задумался Прохор.

– Какое, нахрен, пламя? – плевался не пережёванным горошком Вачонски. – Только тупым неясно, насколько чужда эта хрень всему живому. Никто не вправе решать, кому жить, кому нет. Хирург помог, и всё. И мне, и ему, – он ткнул в Боннара, – когда нас собрали по кускам. Но нет дальше ничего. Если не суждено тебе жить. Не можешь ты нарушать этот закон. Это всё…

Капитан предупредительно поднял палец и указал на него. Вачонски осекся и опять начал ожесточённо жевать. Несколько секунд сдерживался и потом продолжил:

– При всём уважении, капитан, я не хочу поднимать вопрос о культе и церкви Предтечи, но моё мнение – всё это не нужно. Вообще.

– Я закончу за тебя, – Прохор смотрел на капитана. – Суть – в деньгах. И всё, что всегда желала церковь, послушные прихожане.

– Я очень надеюсь, что это всё будет переварено вами именно здесь и не более, – капитан осмотрел присутствующих. – А потом, когда будете гадить этими брикетами, не забудьте смыть своё дерьмо вместе с этими мыслями. В тишине и одиночестве. Без вмешательства особого отдела.

– Конечно, капитан, – Боннар кивнул и посмотрел на Вачонски. – Просто изначально некоторые раскудахтались.

Вачонски беззлобно взглянул на него и, отодвинув пустой поднос, сдержал отрыжку.

– Что они кладут туда? Каждый раз в желудке внезапное удивление.

– Только то, что нужно хорошему солдату.

– Это как он? – иронично переспросил Вачонски, помахав большим пальцем в сторону Боннара.

– Как ты! – подтвердил тот.

Они протянули друг другу кулаки и соединили их над столом в жесте двух старых приятелей, сытых и довольных.

– Теперь замочим этих синеглазок и по домам. Лишь бы их нахрен не видеть там, – довольно похлопал себя по животу Вачонски. – Гореть им в аду, а мы поможем дорогу найти.

Прохор сидел, задумавшись. Вачонски ткнул его кулаком в пластину бронелат на спине.

– Не думай. Твоя любовь – пострелять ещё может быть использована. Накосишь этих ублюдков.

– У меня младшая сестра с G.A.N.Z.A, – неожиданно тихо сказал Прохор.

Вачонски застыл с глупой улыбкой и посмотрел на него, потом на остальных, в недоумении смотревших на Прохора. Прохор обвел их взглядом. Капитан дернул щекой и, слегка кивнув, дал понять, что он в курсе. Все личные дела своих подчиненных он просматривал всегда самым тщательным образом. Знал многое обо всех. Прохор по взгляду капитана понял, что нет смысла преподносить это как новость.

– Синеглазка? – переспросил недоуменно Вачонски. – Шутишь?

– Лицензия второго класса, продлена на 10 лет.

Все выдохнули.

– Это не совсем то… – начал Боннар.

– Прости, брат, – сказал Вачонски. – Я подумал другое. Но это совсем не то, что я имел ввиду. Она же по закону… с лицензией.

– Всё в порядке, – ответил Прохор, – в каком-то смысле. Лейкемия. Мы продали два дома. Кое-какие акции были, фирму мою, контракты, собрали всё, что смогли. Ради матери и неё, конечно. 17 лет и такая вдруг новость… Все были в шоке. Теперь она – синеглазка, – он ухмыльнулся и посмотрел на Вачонски, – 10 лет.

Солдаты замолчали, мелкими движениями скрывая неудобный момент. Кто-то встал из-за стола, понёс поднос в мойку. Прохор проводил его взглядом.

– Твоя сестра достойна этого? – спросил капитан. – Ты решал?

Прохор кивнул:

– Мы росли без отца. Я управлял делами. Мать бы не пережила.