До них долетали отголоски музыки. В зале шло представление, и зрители не сводили глаз со сцены. Никто не нарушал уединения Алины и Евгения, а они уже стояли на непозволительно близком расстоянии друг от друга. Рука Онегина лежала на плече Алины, а другой он поигрывал локоном, выпущенным из ее прически. В голове сладкой патокой разливалось воспоминание о том, насколько восхитительна госпожа Воронова, и Евгений уже не припоминал, из-за чего решил с ней расстаться неделей раньше.
– Нам было так сладко вместе, так легко и вольно. – Алина слегка коснулась виском его скулы, с удовольствием втянула его запах и тише, с придыханием добавила: – Ведь страсть никуда не делась.
Они некоторое время стояли молча. Близко друг к другу. Ловя дыхание. Ожидая. Алина провела тыльной стороной ладони по глянцевому лацкану его фрака. Он был безупречен. На Онегине восхитительно сидели костюмы и фраки. Ни единой складки или морщинки. Пылинки будто не смели испортить его вид. И даже боливар, который он снял недавно, не примял прическу. У Алины защемило сердце от одного воспоминания, как его темные волосы рассыпались под ее пальцами, и она захотела испытать это снова. Впрочем, Евгений был слишком высок ростом. Чтобы играть его волосами, наматывать прядь на палец, с ним нужно оказаться в постели. И госпожа Воронова собиралась там оказаться сегодня вечером.
– Дорогая моя, Алина, – начал Евгений, – ваше предложение представляется сказкой, мечтой, которую я не смел бы и нарисовать в воображении, понимая закоснелость этого мира. Полагаю, подобный союз стал бы лучшим событием, которое только возможно. Брак, завернутый в подобную обертку, весьма завлекателен.
Онегин притянул ее к себе, обнял одной рукой за плечи, другой нежно провел от локтя до запястья и, захватив пальцы, поднес к губам. Он не касался их, но Алина чувствовала его дыхание, отчего мурашки разбегались по ее телу. Евгений посмотрел на нее, и Алина прищурилась, напрягаясь. В его взгляде она не обнаружила ни удовольствия, ни радости. Создавалось впечатление, будто он не видел ее, хотя смотрел в глаза.
А когда Евгений продолжил, ее ожидания, иллюзии и мечты полетели осколками по паркету театрального фойе.
– Но я бы тебя обманул, если бы согласился на твое предложение. А ведь перво-наперво мы желаем честности. Обманул бы, потому что моя душа такая же заскорузлая и ленивая, как наш мир, который уже все видел и знает наперед, что будет дальше. Мне невообразимо скучно, и никакими развлечениями от этой скуки меня не избавить. Даже столь прекрасным браком, какой ты предлагаешь. – Он пожал плечами и выпустил Алину из объятий. – Друга. Я вижу в тебе друга. Редкого, особенного и понимающего. С массой удивительных достоинств, не свойственных ни одной знакомой мне женщине: смелостью, решительностью и жаждой жизни. Столь восхитительные и поистине уникальные качества еще надо уметь оценить. Я имею великое счастье наблюдать их в тебе. – Евгений слегка помедлил, ожидая ее реакции на подобную фамильярность, и закончил: – Но ты заслуживаешь лучшего, поэтому не посмею предложить тебе руку и сердце.
Его огромные синие глаза устремились к входу в ложу. На лице Онегина ничего не дрогнуло, словно он и не произносил никаких слов. Красивое лицо смотрелось каменной маской. Но даже безжизненное безразличие его не портило. Евгений выглядел красивой античной статуей, вечной и бесчувственной.
Зал разразился аплодисментами, заставив Алину вздрогнуть. Смысл сказанного доходил до нее с трудом. Евгений же тем временем пылко поцеловал ей руку и отправился в ложу князя Полудина, в которой его в течение первого отделения балета так и не дождались друзья.