Это сделал Сайман Павел По

Утро. Стандартный заказ продуктов согласно утвержденному меню. Салат овощной четыре порции, рагу из мяса птицы, рыбы свежая нежирная два килограмма под луковым соусом, творог, сметана, фруктовый йогурт без сахара, яблоки сорт «Новый урожай», виноград сорт «Кишь-мишь», бананы. Дополнение списка: воды минеральная, чай зеленый краснодарский.

Обед тринадцать ноль-ноль. Согласованное меню в приложении. Активирую контроль вентиляции в технической зоне и терморежим.

– Сай-мэн.

Начинается работа!

Томное контральто, переплетаясь с густыми аккордами, коснулось плеч очарованных зрителей, затихая, накрыло их мягкой волной. Звук, преображенный десятком сонолюминесцентных ламп, превратился в рой искрящихся бабочек. Они устремились к многочисленным, словно звезды на небосклоне, светильникам. Там, смешавшись с россыпью хрусталя, визуализированный голос певицы дождем осыпался на слушателей последней, трагической нотой.

И тут же взорвался аплодисментами. Обитые благородным сапфировым бархатом кресла в миг опустели, восторженная публика, вскочив со своих мест, рукоплескала. Голограмма за спиной певицы, впитывая звуки оваций, становилась ярче и вот уже освещала силуэт артистки, казавшейся теперь хрупкой статуэткой древней богини и повелительницей этого зала.

– Браво!

– Великолепно!

Федот Валерьевич Филиппов, покосившись на соседей по зрительному залу, неохотно привстал и, воспользовавшись суетой, принялся деликатно пробираться к выходу. Он был довольно молод, высок, худощав и производил впечатление человека делового и весьма успешного, при том лишенного снобизма и вульгарного чванства, несмотря на очевидный достаток и дороговизну надетого в оперу костюма. Дамы, сперва обласкав взглядом его лицо, широкие плечи, замечали попытку бегства из зала и провожали уже с укоризной. Он виновато вздыхал и отводил взгляд.

– Дела, увы, срочные и безотлагательные. Прошу простить, – бормотал он, старательно втягивая и без того плоский живот.

Но вскоре понял, что окружающим глубоко все равно, по каким причинам он покидал переполненный зал, не дождавшись арии на бис: екатеринодарские меломаны смотрели на него с нескрываемым презрением.

Оперу Федот Валерьевич, к сожалению, не любил.

Нелюбовь к самому знаковому для русской культуры и интеллигентного человека виду искусства родилась у него в раннем детстве и впиталась буквально с молоком матери, когда та, повинуясь моде включала серьезную и одухотворяющую музыку младенцу-Федоту, изнывавшему от колик. По задумке матери музыка должна была успокоить и оздоровить его, но дала совершенно противоположный эффект, закрепившись в сознании как продолжение довольно мучительной боли.

– Ты совершенно выпадаешь из всех молодежных трендов, – вздыхала матушка, когда уже подросший сын отказывался совершать очередной семейный выход в оперу и приобщаться к высокому.

Он усмехался и имитировал головную боль, лишь бы его не трогали.

В те годы мода на классическую музыку, театр и высокое искусство достигла своего пика. Оно совпало с появлением нейро-интеллекта и искусственного человека, антропоморфа, – человечество всегда стремится к своим корням в тот самый момент, когда готово к очередному прыжку в неизвестность. Нечто подобное было в эпоху Возрождения, Новое Время… И вот сейчас, в две тысячи сто двадцать пятом году.

Детей называли на старый манер, снова появились Агриппины, Степаниды, Назары, Лавры и Никандры. Городам вернули уже почти забытые исторические названия, зачастую бытовавшие еще в царские времена. Примерно тогда Краснодар и переименовали в Екатеринодар. Горожане чувствовали что-то подобное задолго до реформы, иначе как объяснить многочисленные монограммы с буквой «Е» на городских аллеях, клумбах, в дизайне кованных оград и оформлении парковых скамеек, сделанные еще в начале двадцать первого века.

Зачем Филиппов решил сегодня проверить, отпустили ли его детские травмы, он и сам понять не мог. В город приехала труппа столичной технооперы, была обещана растиражированная постановка с новым прочтением «Бориса Годунова», прекрасные костюмы и голоса, вечная музыка Модеста Мусоргского. Федот Валерьевич поддался соблазну, но с первых аккордов пожалел о своей самоуверенности.

Что ж, он хотя бы попробовал.

Выйдя из зала в пустынное фойе, Федот Валерьевич спустился по широкой лестнице мимо инсталляции со средневековым Кремлем и костюмами исторической эпохи Ивана Грозного. Вставив пластиковый жетон в ячейку, забрал из гардероба плащ и вышел на улицу, вздохнув полной грудью теплый, пропитанный осенней прелостью воздух.

Только-только закончился дождь, залакировав и без того яркую листву, омыв от вездесущей пыли пузатые плафоны уличных светильников. Город благоухал и буквально дышал свежестью. Желтоватый свет городской иллюминации преломлялся в лужах, рассеивался и искрился, будто невидимый художник повысил контрастность изображения до максимума. Да, это было божественно, и Федот Валерьевич с трудом бы сам определил, от чего ему стало так легко на душе – от осознания наступившей осени или от окончания музыкальной пытки. Усмехнувшись собственным мыслям, он поднял воротник светло-бежевого плаща, спрятал руки в глубоких карманах и собрался на парковку. Однако, не пройдя и десяти шагов, остановился и решительно развернулся назад, направившись прямо в противоположную сторону, в горящий оранжевыми огнями ресторан «Балерина и бифштекс».

Федот Валерьевич давно оценил юмор владельцев – разместить рядом с театром балета заведение с таким красноречивым названием и провокационным меню было, безусловно, отличной идеей. Даже не будучи меломаном, он заглядывал в ресторан, чтобы попробовать судак на гриле или фирменный бифштекс из грудинки с глазурью из кваса. Вот и сегодня, подходя к элегантному крыльцу, он решил воздать себе за мучения – вечер был субботний, а по субботам он традиционно заказывал здесь столик. Правда, трапезу с ним обычно разделял его друг из уголовного розыска и коллега, Василий Яблочкин, но тот сегодня томился на дежурстве.

Так как спектакль еще не закончился, зал был почти пуст, хоть большинство мест и оказались ожидаемо забронированы – над ними витали голограммы бледно-оранжевого цвета. Высокий брюнет-администратор приветливо улыбнулся постоянному клиенту, доверительно склонился к нему, прошептав:

– Ваш столик свободен.

Федот Валерьевич кивнул, порадовавшись перспективе исправить почти испорченный вечер.

Он занял привычное место в углу, у окна – он любил наблюдать за городом, за мчащимися по улице Красной электромобилями, за деловитыми горожанами. У каждого из них – он был уверен – за плечами пряталась своя история, и Федот Валерьевич любил развлекать себя разгадыванием таких ребусов в ожидании ужина. Особенно если ужинать, как сегодня, приходилось в одиночестве.

Пожилая пара неторопливо брела вдоль дороги. Мужчина, чуть повернув к спутнице голову, что-то рассказывал ей. Та хмурилась и горячилась, сдерживаясь из последних сил – фонари то и дело выхватывали ее горящий раздражением взгляд и сжатые в тонкую нить губы. Они не были женаты, это Федот отлично понял по деликатности жеста, с которым мужчина поддерживал даму под локоть. Более того, они были не слишком давно знакомы. Вероятно, это их первый совместный выход, сделанный по рекомендации общих друзей. Не потому что у них случилась любовь и желание рассеять одиночество, а потому что «надо». Сам Федот не позволил бы даже самым близким вмешиваться в его личную жизнь. Но не все имели столько же храбрости, приправленной ослиным упорством и обеспеченной дедушкиным наследством, сколько он.

Дойдя до остановки, дама развернулась к спутнику, высвободила руку. Натянуто-вежливо улыбнулась и, бросив совсем короткую фразу, поспешила заскочить в первый попавшийся электрокар, оставив мужчину недоумевать на улице. «Не повезло тебе, друже», – посочувствовал ему Федот: тяжело, когда тебя оставляют посреди мокрой от дождя улицы. Особенно тяжело, когда тебе явно за сорок лет. Федот Валерьевич мысленно поежился и отвел взгляд – не хватало еще, чтобы бедолага почувствовал, как за ним наблюдают.

– Ваш бифштекс, – официант услужливо поставил перед Филипповым тарелку, пристроив тут же круглую корзинку с гречневыми гренками, сырную нарезку и бутылочку с негазированной краснополянской водой – все-таки есть неоспоримые преимущества, когда заходишь ужинать в заведения, где твои вкусы отлично известны.

Поблагодарив официанта, Федот Валерьевич принялся ужинать, надеясь завершить трапезу до того, как ресторан заполнят возбужденные столичной оперой зрители.

Федот Валерьевич успел доесть свой ужин только до половины, когда коммуникатор выбросил короткий световой сигнал, известив о принятом сообщении. Бело-голубая голограмма с гербом следственного комитета – в этом сигнале мужчина безошибочно угадал сообщение с работы и помрачнел: в такой час это точно не значило ничего хорошего. Не отпуская экран взглядом, он допил воду, отставил стакан в сторону и проверил номер звонившего. Переведя звонок в наушники, улыбаясь, принял вызов:

– Василий Егорович, дружище, неужели ты все-таки решил ко мне присоедиться? Я как раз приступил к бифштексу.