– И этот говнюк пришел за тобой? – Майк все больше концертировал свой взгляд на Лоуренсе, видно было, что ему не терпится узнать. Лимит его слов на сегодня заканчивался, но он был не против исчерпать его для этого разговора.
К этому времени музыка вовсе затихала, и весь народ уже стекался ближе к дивану.
– Этот говнюк сейчас сидит в Перривиль, и сидеть ему еще очень долго. – победоносно объявил Лоуренс, с легким оскалом, что было ему совсем несвойственно.
После небольшого сосредоточенного молчания Майк, наконец, отвел руку ото рта.
– Дерьмовая история. Скучнее я в своей жизни не слышал. А ты трусишка, Лорен, я вижу людей. Эй, народ, чего притихли, продолжаем вечеринку, я хочу, чтобы от этой комнаты ничего к утру не осталось нахрен! – прокричал Майк, сопровождая это все широченными движениями своих рук.
– Говорил же! – удрученно сказал Лоуренс.
– А мне твоя история нравится, как будто из какого-то ужастика, как "Оно" или типа того, знаешь. – успокоил его Джексон.
К этому моменту вокруг них еще оставалось несколько человек со стаканчиками в руках.
– Ну, он же не сказал когда! – вдруг послышался крик из толпы, сказанный таким противным голосом, что Лоуренсу врезалось это как клинок между глаз.
– Что… кхм. – Лоуренс прокашлялся от сухости во рту. – Что ты сказал?
– Я говорю, он же не уточнил, в какое именно лето он сделает это. – Уже эту фразу, озвученную все тем же противным голосом, Лоуренс услышал уже как на замедленной перемотке, и концу она уже звучала, как будто пленку зажевало да разрыва.
Вдруг все перед глазами начало плыть, ноги подкашивались, накатил внезапный приступ тошноты и Лоуренс начал теряться в пространстве, пытаясь схватиться за воздух руками, что напоминало движения утопающего под водой. Лоуренс точно знал что это. Старая добрая очередная паническая атака, коих он пережил множество в своей жизни. Джексон подхватил его и повел в уборную на этаже:
– Все нормально, ребят, не обращайте внимания, он просто перепил, такое бывает.
Уже в туалете Джексон пытался привести своего соседа в чувства. Будучи свидетелем такой сцены в комнате, он уже знал, что делать, и поэтому активно умывал лицо Лоуренса холодной водой и говорил, что ему нужно повторять за ним. Глубоко и часто вдыхал и выдыхал, как тренер в углу ринга вместе со своим воспитанником, которого знатно потрепали в этом раунде.
– Тише, тише, вот так, чувак. Делай как я, это же все хрень.
Единственное, что Лоуренс смог протиснуть, чтобы его не стошнило, был обрывок в виде:
– Говорил же… – но его стошнило.
– Вот, блин. Ну, ничего, мы и это разрулим. Помнишь, миссис Гаррисон пришла в юбке чуть-чуть выше колена? Я был на твоем месте чувак, я знаю, что такое паничка.
– Ты не врубаешься. Шесть месяцев! Шесть месяцев без срыва коту под хвост. – задыхаясь, просипел Лоуренс.
– А куда же! Давай, чувак, соберись! Это не делает тебя слабым.
Джексону чуть не насильно пришлось заставить Лоуренса выпить лекарство.
– Что это?
– Таблетка. Нормальная сладкая таблетка. Пей, чувак, я же давал клятву Гиппократа, все дела.
После того, как Лоуренс самостоятельно стоял на ногах и проводил Джексона обратно в комнату триста двенадцать, он принялся заниматься своим ритуалом релаксации, а именно проверять список сбежавших заключенных тюрьмы Перривиль. Новых имен в нем не было. Это немного успокоило его, как успокаивало всегда, и он направился в свою комнату, чтобы попытаться уснуть. В каких-то подобиях снов, точнее сказать видений, он разглядел круглую плоскую вещь. Таблетка? Мишень для игры в дартс. Люк. Да, это был все-таки люк. Образы того дня всегда возвращались как последствия очередного внутреннего сокрушения.