– Заткнись! – не выдержал голос.

– Смотрите-ка, кто тут снова разговаривает! Кстати, а я не говорил тебе: «Добро пожаловать в мою голову?» Нет, точно не говорил. Но ты же все равно здесь, правда? Вот и не бухти… Ладно, не обижайся, я рад твоей компании. Просто хотел проверить, в деле ли ты еще… Извини, что напомнил тебе про дрочку, брат, тебе ведь и потрюнькать-то не за что… Ты же просто голос в моем мозгу… Ничего, бро, не грусти, прорвемся! Мы одна команда! Компаньерос! Если дело выгорит, дам тебе миллиончик, купишь себе тело… в Гондурасе…

Свернув в очередной раз направо, я обнаружил, что машина Лидии исчезла. Я притормозил, надеясь, что увижу ее сзади, но и этого не произошло.

– Что такое? Опять ма-а-агия?

А район, между прочим, был совсем уже не ахти. Все патрули отправили следить за тем, чтобы во избежание имущественно-сословных мутаций квартиросъемщики не снюхались с домовладельцами, и предоставленные сами себе подозрительные личности так и шныряли вокруг, наступая на тех, кто устал и прилег отдохнуть.

Красный пикап я заметил совершенно случайно, когда совсем перестал надеяться его снова увидеть. Он был припаркован в переулке с противоположной стороны улицы за мусорным контейнером. Когда я проезжал мимо, мне показалось, что на лестнице, ведущей в подвальный этаж высокого уродливого здания, мелькнул подол длинного красного балахона.

– Попалась!

Я ударил по тормозам, заставив двух бомжей обеспокоенно выглянуть наружу из своих коробчатых домиков. Выйдя из машины, я уже собирался перебежать улицу, когда один из них, вроде бы белый под толстым слоем грязи парень лет тридцати, обратился ко мне на причудливом луизианском диалекте:

– Йоу-и, парень, зря ты здесь свою жестянку оставляешь – через минуту хренушки чего от нее останется! Но ты мне нравишься, и всего за пару баксов я, так и быть, соглашусь отгонять от нее всяческих подлюк!

– А твоему приятелю я типа должен буду еще пару джорджей, чтобы он отгонял от нее тебя?

– Образно выражаясь, ты крепко держишь за яйца самую суть вещей. Моя тебе петюня, амиго! Так что насчет аванса?

– Выпишу чек, когда вернусь. Убей любого, у кого в петлице не будет цветка флёрдоранжа!

В темном переулке рядом с машиной Лидии я встретил еще несколько бездомных. Стараясь дышать через поры своего астрального тела, я подошел к заваленной мусором лестнице, ведущей вниз, к старой железной двери. Спускаться туда почему-то не хотелось.

– Эй, ребята! Крошка в красном вон из той тачки заходила сюда только что? – спросил я, обращаясь к бомжам.

– Да вроде как было такое дело, Томми, – просипел один из них, пожилой латинос растаманского вида.

– А что там, внизу?

– А поди его знай, что там. Но думаю, нету там ничего хорошего. На твоем месте я бы туда не совался, – заключил он, и обильно сплюнул через широкий проем между передними зубами.

– Спасибо за помощь, старина. Пей побольше воды и не налегай на уколы…

Надо было решаться. Слова бездомного вовсе не добавляли уверенности, но сегодня я уже два раза спасовал перед другой дверью, и мне совсем не хотелось пополнить обширный матрикул моих новообретенных патологий еще и дверефобией. Эта оказалась не заперта, но открылась с заметным усилием. За нею я увидел ничем не освещенный узкий коридор, чуть выше моего роста, такой же обшарпанный, как и лестница снаружи.

Я включил фонарик на телефоне, и весь мой природный оптимизм улетучился окончательно. Судя по всему, коридор был очень длинный и плавно уходил вниз, в темное и страшное никуда. Две огромные крысы лакомились мертвой кошкой, оценивающе на меня поглядывая. Без звонка другу, молчание которого я до сих пор воспринимал как подтверждение, что все делаю правильно, мне было не обойтись. Но должны же существовать хоть какие-нибудь преимущества в параноидальной шизофрении?