– Я вижу, мэм, вы не понимаете, насколько это все серьезно. Известно ли вам, что только в Цинциннати и только за прошлый год в различные секты было вовлечено свыше девяноста тысяч детей, где их заставляли принимать участие в факельных шествиях, осквернении могил и даже – даже – человеческих жертвоприношениях?

– Простите… я не… каких жертвоприношениях?

– Увы, мэм, вы все расслышали верно. Человеческих, – твердо ответил я.

У свидетельницы отвисла челюсть, обнажив ряд белоснежных вставных зубов. «Как печально! В какой только бред готовы верить люди, стоит помахать у них перед носом несуществующим удостоверением полицейского?» – с грустью подумал я. В голове немедленно родилась парочка отличных сюжетов для рекламных роликов.

– О господи, детектив, да что вы такое говорите?! Я немедленно заберу отсюда внучку!

– Мэм, мэ-э-эм… Прошу вас, не стоит торопиться. Пока что для этого нет оснований. Наблюдайте, анализируйте. Тщательно обдумывайте каждый следующий шаг, маскируйте следы… Безжалостность!!! Дерзость!!! Напор!!! Вероломство!!! Заметите что-нибудь необычное, немедленно сообщите мне. Вот номер моего телефона.

Я вытащил блокнот, нашел страницу, свободную от набросков для моего мюзикла «Дерьмовый фейерверк» о Мишель Обаме, которую выкрадывает группа дошкольников и начиняет ее внутренности взрывчаткой, записал свой номер и протянул ей листок.

– А пока прошу вас держать эту информацию в строжайшей тайне. Не далее, как сегодня утром мэр лично шепнул мне на ухо: «Запомни, Фрэнк: паника среди населения будет наихудшим сценарием из всех возможных. Именно этого они и добиваются! Сделаешь все тихо, без шума, и может быть, еще сможешь спасти мою шкуру. Угловой кабинет тогда твой!» Короче: мы с губернатором очень рассчитываем на вас. Вам все понятно?

– Да, понятно, детектив! Я немедленно вам позвоню, как только что-нибудь узнаю!

– Всего вам доброго, мэм…

«Любимые „Рей Бен“ Розетти снова заняли привычное место на его носу. „Эта старая леди будет моими глазами и ушами“, – подумал он, и…»

Развернувшись, я больно уткнулся в дверной торец.

«Очередная западня подлой детоубийцы Чечеточницы Мейв едва не лишила Розетти головы, но жажда отмщения и острый нюх ищейки опять спасли его от верной гибели!»

И я величественно удалился, потирая ушибленный нос.

Спустившись вниз, я сел в машину и стал ждать. «Вскоре Розетти потерял всякий счет времени, а его палец онемел от постоянного переключения убогих местных радиоканалов. И отнюдь не из стремления к беспристрастности, но лишь потворствуя низменным инстинктам толпы, автор вынужден упомянуть, что всю область между спиной и бедрами он уже не чувствовал сове…»

Ой, да полно вам, не петушитесь! На самом деле, я никогда и не думал о вас плохо – однако уверен, что не видать вам ни сна, ни покоя, пока однажды какой-нибудь смельчак не найдет ответ на загадку, над которой тщетно бились слишком многие пытливые умы: если незаметно подкрасться к подлинному корифею сыска, сколько раз вы успеете пнуть его в зад прежде, чем он заподозрит неладное?

Короче, вот так мне и пришлось провести следующие полчаса. Наконец, почувствовав, что проголодался – если не считать приснившегося мне пирога, со вчерашнего вечера во рту у меня не было ни крошки – я уже собирался сбегать куда-нибудь за хот-догами, но тут увидел ту приятную пожилую леди, ведущую за руку глазастую семилетнюю девчушку. Та что-то радостно ей щебетала. Я дружески помахал им рукой, но женщина, бросив неодобрительный взгляд на мой пыльный «Мустанг», прошла мимо, прикрыв от меня ребенка. Это была моя первая неудача на новом поприще, но я был слишком окрылен надеждой на скорое появление Лидии, чтобы расстраиваться.