Стеффи продолжала сверлить меня своими чудесными синими глазищами. Я подумал, что уже не помню, когда в последний раз она смеялась над моими шутками. Потом в уме всплыло мимолетнее выражение лица генерала перед тем, как мы покинули его кабинет. Это вызвало у меня легкий приступ паники, за которым…

«Ни слова больше! – сердито оборвут меня мои самые принципиальные читатели, ибо без труда раскусят этот дешевый трюк, используемый начинающими литераторами с целью унавоживания почвы перед тем, как ввести в сюжет веснушчатую деревенскую простушку, припрятанную ими на такой случай в сарае с разной буколической утварью. – Ты думаешь, что мы будем тут сидеть и безучастно наблюдать, как на наших глазах свершается гнусное клятвопреступление?!»

А я парирую, торжествуя в осознании своей правоты: «Неужели ради дюжины порнографических открыток из Лагуны Бич вы собираетесь ввергнуть меня в унизительный мезальянс с женщиной, которая запросто может скрутить в тугой бараний рог необузданные месопотамские орды? О-о-о! Как же вам сейчас должно быть стыдно!»

Моя победа была бы безоговорочной, если бы не одна деталь: никакой веснушчатой простушки не существовало и в помине! Погребальный звон венчального колокола все отчетливее звучал в моих ушах, и не оставалось ни одного…

«Письмо! Как ты умудрился забыть про письмо, олух?!» – мелькнула спасительная мысль.

– Слушай, хотел тебе кое-что показать. Вот, получил вчера.

Я достал из кармана куртки и протянул ей записку поверенного.

– «М-ра Джозефа Стоуна, живущего, согласно нашим сведениям, в Нью-Йорк Сити, просят связаться с м-ром Хьюиттом Келли, поверенным в делах миссис Джулии Елизаветы Стоун, оставившей этот мир 25 сентября 2023 года. Оглашение завещания состоится 1 октября 2023 года в Клермонте, округ Суррей, Вирджиния, в 5:30 пополудни». Что за птица, эта Джулия Стоун?

– Моя тетя.

– Впервые слышу, что у тебя есть тетя.

– И я должен туда поехать.

– Что?! За шесть дней до свадьбы? Ты с ума сошел? Забыл, что мы до сих пор так и не купили все эти дерьмовые фейерверки?

– Стеффи, родная, ты правда сейчас хочешь поговорить про фейерверки? Я, кстати, единственный из ее живых родных.

– И что с того? Ты никогда не вспоминал о том, что у тебя есть тетка, а теперь срываешься, бросаешь меня с этой кучей сам знаешь чего?

– Я никогда не говорил о ней, потому что у меня были причины. После смерти родителей она взяла меня к себе, воспитывала до десяти с половиной, а потом куда-то уехала и отдала меня в католическую школу в Питтсбурге. Я сильно обозлился на нее за это, а в четырнадцать сбежал оттуда, пристроился здесь и больше с ней не общался.

– Узнаю твой неповторимый стиль… Так где это, говоришь? – спросила Стеффи как-то подозрительно миролюбиво.

– Под Ричмондом.

– Ричмонд? Вроде недалеко… Не могу не задать тебе один вопрос по поводу твоей скопытившейся родственницы.

– Дай-ка угадаю… Сколько ей было? Любил ли я ее?

– Ты же знаешь, я не очень сентиментальна.

– Ага, генеральская дочь, как же… Так что там за вопрос?

– А сам-то как думаешь? – насмешливо поинтересовалась моя циничная красотка.

– Ну, ясное дело. У этой женщины одни деньги на уме. Да! Она была богата! Это ты хотела узнать?

– Вот, оказывается, какой ты у нас умный? Тогда посмотри на эти туфли и угадай: сколько они, по-твоему, стоят, а? Немного помогу тебе: выбери свое самое смелое предположение, а потом сразу умножь на восемьдесят! Теперь понимаешь, о чем я?

«В этой семье совсем свихнулись на обувной теме», – подумал я.