Я познакомился со всеми тремя несколько лет назад на знаменитой «Задничной выставке» в галерее Робби в Сохо, куда я и сам тогда пристроил пару задниц (холст, масло). То было время смелых творческих экспериментов, основанных на моем живом – я бы даже сказал, всепоглощающем интересе к данной теме, и благодаря этому интересу я сильно сблизился с начинающим галеристом и двумя главными звездами выставки, художниками Мэттом и Стивеном.

Задницы, правда, в ту пору у них выходили совсем неубедительными, поскольку писали они их, основываясь на туманных, обрывочных воспоминаниях о предмете. Их бешеный юношеский темперамент, столь долго подавляемый зубными скобами, очками с толстыми линзами и строгими еврейскими мамашами, не позволял им продолжать спокойно сидеть у мольберта, когда натурщицы снимали трусы. Пацаны начинали распускать руки, а натурщицы начинали звонить в полицию.

Даже видавшие виды сыщики долго отказывались верить в то, на что они каждый раз натыкались в деле четырех юных постимпрессионистов. Хотя в нашем ремесле маскулинные типажи отсеиваются еще на этапе рисования фруктов, все трое подследственных оказались гетеросексуалами – включая меня, но исключая Стивена, который был девственником – другими словами, все еще числился подающим надежды проспектом без права претендовать на профессиональный контракт.

Когда-то давным-давно, в эпоху мрачного средневековья трех-пятилетней давности подобное единодушие в пределах любой отдельно взятой творческой группы еще могло быть оправдано тем, что прежде обвиняемые не пользовались должной свободой при выборе гендерных ролей; теперь же оно безоговорочно обрекало нас на тотальную обструкцию возмущенных коллег, строивших за нашими спинами подлые козни в редких паузах между обязательными для всех прочих участников индустрии гомосексуальными оргиями. Эта наша убежденность обосновывалась одним единственным – зато совершенно неопровержимым наблюдением: в двери наших мастерских отчего-то не ломились хищные толпы агентов, покупателей и меценатов!

Возможно, из-за того, что с натурщицами мне везло гораздо чаще, я быстро завоевал авторитет в этой компании. Мы вскладчину арендовали большую мастерскую над галереей Робби, где попытались развить ошеломительный успех «Задничной выставки», о которой, например, известнейший искусствовед Рон Циммер в своем обзоре в «Геральд» написал (честное слово): «…проходя мимо одной из галерей на Хаустон стрит, и стараясь не смотреть на огромную, ярко-зеленую ж… в ее витрине, я…»

Дальше речь шла о чем-то, не имеющим отношения к задницам, но это не мешало нам при каждом удобном случае с важным и загадочным видом ссылаться на «многочисленные восторженные рецензии в прессе».

Проблема, однако, так никуда и не исчезла, и парни продолжали злостно саботировать непримиримую борьбу всего прогрессивного человечества с нашими личными внутренними демонами, которые подозрительно смахивали на прилизанного франта в рубашке с поднятым воротником, салютующего бокалом мартини каждой входящей в бар красотке. Едва завидев обнаженных натурщиц, мои друзья по-прежнему забывали обо всем на свете и неслись по направлению к ним с выпученными глазами, размахивая руками и швыряя в разные стороны кисти и краски.

Поэтому, когда отец Робби, четырехзвездный генерал Бенджамин Марш, в очередной раз внеся за нас залог в суде, решил, что с него хватит, и отказался оплачивать свою долю ежемесячной арендной платы за мастерскую и галерею в двадцать четыре тысячи долларов, мы оказались на улице, поскольку тех восемнадцати долларов на четверых, что причитались с нас, не хватило бы даже на противозачаточные средства.