Спешишь, заделывая швы,
То, бога ради, бога ради,
Дерись, чтоб не снести молвы.
29 марта 1971
231.
– Отчего вы плачете?
– Оттого, то грустно.
– Отчего же грустно?
– Сама не понимаю.
– Неужели слезы просто так, от грусти?
– Да.
– Но как же сердце?
– Там-то сухо, сухо…
– Ну, а то, что было?
– То-то и печально…
– Может вам не надо все так близко к сердцу…
– То-то и печально, что совсем не близко.
– Вам бы лучше верить…
– В то, что снова двадцать?
– Нет, но верить в встречу…
– В то, что сны вернутся?
– Нет, но встреча будет…
– Может быть, за гробом?
– Не кусайте губы!
Замолчали оба.
1 апреля 1971
241.
– А когда идет снег,
я гуляю во-он там.
– А когда его нет?
– Прочитай по губам,
прочитай по глазам,
загляни в мои сны…
– Ну, тогда я и сам ожидаю весны.
Да, тогда я и сам не люблю о былом…
Тем, другим голосам…
Что прошло – то прошло…
Только прошлого власть заставляет уметь
и молчать,
когда хочется петь.
22 октября 1971
245.
Вот женщина готовится ко сну.
Она сегодня будет спать одна.
Как, впрочем, и вчера спала одна.
Вот женщина приблизилась к окну.
Когда она приблизилась к окну,
Вовсю сияла полная луна.
Была такая яркая луна,
Что это было ясно и на слух.
Совсем нетрудно было услыхать,
Как часто билось сердце у нее.
Так часто билось сердце у нее,
Что всем хотелось плакать и вздыхать.
Когда же в нестерпимый лунный свет
Она шепнула так: «Хоть кто-нибудь!»
То всюду разнеслось «хоть кто-нибудь»,
До самых дальних и чужих планет.
27 ноября 71
246. Геометрия неба
Неутомимый чертежник колдует
В небе – в дворах и на улице.
Тянет рейсфедером нитки стальных проводов.
Все поделил и с неделю как интересуется
Синим клочочком меж стен двух соседних домов.
Дня через два попадет набежавшее облачко
В тонкий чертеж и порежет его, будто сыр.
Тронется бочкой небесной, охваченной обручем,
И просквозит, с изумлением щупая ширь.
Хочешь? Тебе подарю ромбик крохотный
Из подводящей электропроводки к домам.
Он-то, верняк, не попал ни в одну из учетных книг,
Так что и паспортный стол не помеха нам.
Чуть затоскую, осенним ли, зимним ли вечером,
Встав у окна, подоконником пальцы замкну.
В небе привычно найду, фонарями очерченный,
Ромбик, летящий скоплением звезд в глубину.
1971
247. Впечатление
Двенадцать горнистов. Репетиция счастья.
Итак, отпускаются все грехи.
«К торжественному маршу!..» К хлястику хлястик.
К погону погон. Точный жест руки.
«Побатальонно…» Дрогнув по плацу,
Где солнце надраено, как бляха ремня,
Полковничий голос медлил расстаться
С паузой, заворожившей меня.
«Первая рота – прямо…» Психологически
Ясен и этот подхлёст сердец –
Не удающееся скорбной личности
Точное чувство слова «конец».
И – «остальные – напра-во!» – грохнули
Тысячи кованых каблуков.
То, перед чем восхищенно цокали,
Чем обновлялась тоска веков.
24 декабря 1971
248.
Я хожу ледяным перекрестком.
Я сутулюсь от встречного ветра.
Бесконечные стынут минуты.
Восковые не спят города.
Скучно быть здесь уже переростком.
Проще – бледным и злым недомерком.
Но с восторгом ощупывать путы
Не удастся – не хватит стыда.
В лупоглазое рыбье всезнайство
Не опустятся холод и тьма.
Только все, что смещенье и таинство
И не требует много ума.
Жалко то, что простое уходит.
Но не стоит о том горевать –
При такой ледяной непогоде
Не захочется пальцев ломать.
29 декабря 1971
249. Хвоинка
В маленькой раздавленной иголке
Стынут ели, подвывают волки.
В пасти неба желтая луна,
Откровенно говоря, страшна.
Тает свечка, звякает сосулька.
На бумаге пишется рогулька.
И выводит детская рука:
«Мама. Речь. Россия. Хлеб. Века.»
29 декабря 1971
253.
Снег под песенкой шагов
так пушист.
Разговоры про любовь.
Отвернись!
Отвернись и не смотри,
не смущай.
Ведь тебе уже под тридцать.