– Что это за здание, почему оно называется Мирабо?

– А, это, знаете, residential building — многоквартирный жилой дом. Он так называется, потому что всем большим домам в Манхэттене хозяева дают имена.

Лиле запомнилось большое солидное здание[30]. За ним стоял ряд пятиэтажных узких домов красивой архитектуры.

– Эти называют brownstone – дома из бурого песчаника, они все коричневые. Это такие дома начала века для семьи среднего достатка.

– Целый дом в пять этажей для одной семьи?

– Так-так. Раньше такие дома были для одна семья. Их строили вверх, чтобы меньше налог платить. Теперь на каждой этаже живет по одна семья.

На углу Коламбус-авеню, у автобусной остановки, Берл подробно объяснил, как ехать, дал им металлические жетоны для городского транспорта, по пятьдесят центов, и ни за что не хотел брать деньги. Подошел автобус № 7, Берл помахал им рукой:

– Так-так. Имейте счастливого пути!

Приехав на Юнион Сквер, Лиля с Лешкой увидели высокие здания по 30–40 этажей, а вдалеке виднелись небоскребы делового центра. За ними возвышались две стройные светлые башни World Trade Center — Мирового центра торговли, по 110 этажей.

До встречи оставалось время, и они решили пройтись по ближайшей 17-й улице. На углу 2-й авеню шла активная стройка. Лешка засмотрелся.

– Мам, интересно в Америке строят: идет стройка, а движение на улице не перекрывают.

– Да, любопытно, что это такое строится? – ответила Лиля[31].

В большом зале НАЯНЫ проходило orientation — ознакомительное собрание для эмигрантов, около сотни человек из разных гостиниц; был организован фуршет, а зал украсили флагами Америки и Израиля.

Форма приема для всех была внове, люди сгрудились в одном месте, были напряжены, не знали, сколько брать еды на тарелку: одни накладывали побольше, другие – робко. Часовщик Капусткер ворчал:

– Что это такое, как они нас принимают?! Даже присесть негде.

А его жена хмуро добавила:

– Бумажную посуду дают. Видели бы они, какой у меня был сервиз в Харькове.

Сотрудники ходили среди толпы и заговаривали с людьми по-английски, но никто не мог им ответить. Неожиданно Лиля увидала среди сотрудников свою соученицу по школе большеглазую Лорочку Жмуркину. Последний раз они виделись в Москве возле здания ОВИРа, когда Лиля подавала заявление на отъезд в Израиль. Лорочка похудела, выглядела бледной и замученной.

– Лорочка!

– Лиля!

Они кинулись друг к другу.

– Что ты тут делаешь?

– Подрабатываю внештатной переводчицей. А вы только приехали? Поздравляю.

– Ты хорошо знаешь английский?

– Не очень, я ведь не доучилась. Но для простых переводов достаточно.

– А как ты вообще устроилась здесь, дорогая?

Лорочка состроила грустную гримаску:

– Плохо, плохо устроилась. Муж мой так и не приехал, обманул нас с дочкой, женился в Москве на другой. Я хватаюсь за любую работу, чтобы нам с Нинютой как-то просуществовать. Сначала мыла полы и подъезды в богатых домах, работала cleaning-woman, уборщицей. Потом устроилась работать в качестве home attendant.

– Что это такое?

– Домработница: помогаю старикам-эмигрантам, убираю у них квартиры, покупаю продукты, готовлю, вывожу гулять. Ужасная работа, платят мало, но дают медицинскую страховку на меня и дочку… – И с гордостью добавила: – Зато моя Нинюта учится в музыкальной школе Juilliard («Джульярд») – самой лучшей.

Лиля вспомнила, какая Лорочка всегда была неприспособленная идеалистка, и расстроилась из-за подруги.

В это время объявили, что начинается выступление вице-президента НАЯНЫ. Лорочка еще раз улыбнулась и успела шепнуть:

– После увидимся, я тебе все расскажу.

Вице-президент, пожилой, коренастый, не по возрасту подвижный человек, единственный из сотрудников говорил по-русски, хоть и с сильным акцентом. Выступал он патетично, много и сильно жестикулируя: